Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Старые воздушные тигры дней его славы убеждали его поступить в новые германские ВВС. Они развернули настоящую кампанию по возвращению Хартманна на военную службу. Так как все остальные перспективы были достаточно туманными, он начал заново строить свою жизнь на основе опыта пилота-истребителя, то есть той вещи, которую он отлично знал, профессии, которой владел в совершенстве.
Он прошел переподготовку в США на новых реактивных истребителях, начал новую семейную жизнь, у него родилась любимая дочь. И тогда начался процесс его возрождения. Эрих был единственным человеком в вооруженных силах Германии, который в годы Второй мировой войны получил Бриллианты к Рыцарскому кресту. Его старая слава позволила дальновидному и серьезному командующему ВВС генералу Каммхуберу назначить Хартманна командиром первой эскадры реактивных истребителей германских ВВС. Она получила название «Эскадра Рихтгофен», что напоминало о славной истории. Хартманн стал одним из самых уважаемых офицеров в Германии.
Однако не дремали и его враги. Противниками Белокурого Рыцаря были не только вражеские пилоты в годы войны или офицеры НКВД в годы мира. Врагами его были мелкие людишки, усевшиеся в высокие кресла в новых германских ВВС. Эти шестерки на больших должностях ненавидели Эриха Хартманна и стремились любой ценой испортить его карьеру. Через несколько лет один такой человечек в генеральском мундире попытался выбить Эриха из своего кабинета, что мы еще опишем детально. Эрих пережил и этот удар.
Белокурый Рыцарь с честью пронес свой изрубленный щит, а его герб сияет по-прежнему ярко. Немногие прославленные герои могут сказать о себе то же самое. Пришло время рассказать историю этого благородного рыцаря, описать его подвиги на турнире, глубину страданий в оковах и незабываемый роман с прекрасной дамой.
Становление мужчины
Истоки мужества кроются в мальчишестве.
Первая страница приключений в жизни Эриха Хартманна была открыта в 1925 году, когда вместе с семьей он отправился из Германии в Китай. Эрих родился 19 апреля 1922 года в Вейссахе в Вюртемберге. Он был крепким светловолосым мальчиком, уже успевшим показать свою силу воли, когда вместе с матерью поднялся на борт парохода, идущего на Дальний Восток. Отец Эриха, доктор Альфред Хартманн, нашел условия послевоенной Германии трудными и сулящими мало выгоды. Врач германской армии в годы Первой мировой войны, он вернулся с фронта только для того, чтобы начать борьбу с новыми врагами – инфляцией, нехваткой продуктов, политическим и экономическим хаосом.
Когда двоюродный брат доктора Хартманна, который служил германским консулом в Шанхае, вернулся домой и увидел руины фатерланда, он убедил отца Эриха поехать вместе с ним и заняться медициной в Китае. Консул уверил брата, что там у него будет огромная практика среди китайцев. Доктор Хартманн любил приключения, и перспектива работать по специальности за границей просто заинтриговала его. Однако сначала он весьма скептически отнесся к радужным перспективам, нарисованным его кузеном-дипломатом. Консервативный и осторожный человек, особенно если сравнивать с увлекающейся и восторженной женой, доктор Хартманн один отправился в Китай на разведку. Он с трудом поверил тому, что увидел.
По сравнению с конвульсирующей и голодной Германией Китай казался просто раем. Доктор Хартманн обнаружил, что китайцам нужна его помощь. Они охотно платили деньги и оказывали ему всяческое уважение. Он был единственным доктором-европейцем в городе Чанша, находящемся в 600 милях от моря вверх по течению Янцзы. Доктор послал за своей семьей. Он имел приятный домик в Чанша, а позднее купил островок посреди реки, где построил новый дом.
Первые жизненные воспоминания Эриха связаны с деревянным островком, который стал его игровой площадкой, девственной красотой и таинственными пещерами. Остров был самым подходящим местом для игры буйной детской фантазии. Однако восточная идиллия не затянулась слишком долго. Через несколько лет началась первая китайская революция. Китайцы начали выступать против западных империалистов и «чужеземных дьяволов». Начались беспорядки.
Доктор Хартманн имел два источника защиты, когда агитация приняла более резкие формы. Прежде всего он считался уважаемым человеком как врач. Во-вторых, ему повезло в том, что он был немцем, так как в 20-х годах Германия в Китае не имела никакого веса и не являлась частью колониальной структуры.
Тем не менее даже эти условия могли обеспечить только временную безопасность семье Хартманна. К 1929 году уличные беспорядки стали всеобщими. Нападения на английских, французских и бельгийских дипломатов становились все чаще. У доктора Хартманна было несколько друзей-англичан. Один из них имел дом в Чанша, недалеко от больницы. Однажды утром, направляясь в больницу, доктор Хартманн с ужасом увидел отрезанные головы троих англичан, насаженные на колья вокруг британского консульства.
Мягкий немецкий доктор отреагировал немедленно. Фрау Хартманн, 5-летний Эрих и его брат Альфред, который был на год моложе, были отправлены в Германию. Несколько недель они пересекали Россию по ужасающей Транссибирской магистрали. В Москве поезд должен был простоять целый час, и Элизабет Хартманн вышла, чтобы купить продукты для своих детей.
Она сказала старшему сыну:
– Эрих, присматривай за Альфредом. Не слезайте с сидений. Я вернусь через несколько минут.
Потом мать исчезла в людском водовороте Московского вокзала. Но не успела она вернуться, как поезд тронулся. Альфред Хартманн, который сегодня работает доктором в Вейль-им-Шёнбухе, ясно помнит, как они оцепенели от ужаса:
«Я был перепуган и вскоре ослеп от слез. Эрих был спокойнее. Он пытался утешить меня, убеждал не плакать и быть смелее. Мне это не удалось, и я продолжал вопить. Поезд мчался в Германию, как мне казалось, с ужасной скоростью. Люди в вагоне пытались выяснить, что с нами случилось. Эрих попытался как можно спокойнее объяснить наше положение. К несчастью, в то время мы по-китайски говорили лучше, чем по-немецки. Это вызывало еще большую путаницу и приводило меня в совершенный ужас.
После целого часа ужасных мучений, когда Эрих был моим утешителем, переводчиком и сиделкой, открылась дверь купе и появилась моя мать. Ее белокурые волосы были растрепаны, но на губах играла улыбка. При ее появлении не выдержал и отважный Эрих. Слезы потекли у него по щекам, и он обвиняюще ткнул в меня пальцем. «Я говорил ему не плакать», – прохныкал он, когда мать обняла нас обоих».
Вейль-им-Шёнбух
Через несколько лет причина странного отсутствия Элизабет Хартманн стала семейной шуткой. Она покупала продукты, стоя в очереди, когда услышала, что ее поезд отправляется. Он простоял гораздо меньше часа. И сразу после этого прозвучали свистки отправления. Побросав все покупки, почтенная немецкая мать помчалась по платформе вдогонку за набирающим скорость поездом. Схватившись за поручни последнего вагона, она лихо запрыгнула на подножку, как в голливудском боевике.
В то время русские железные дороги были безумно далеки от западных, никаких роскошных магазинов на колесах не было и в помине. А этот конкретный поезд не имел даже внутреннего коридора в вагонах позади того, в котором ехала фрау Хартманн со своими сыновьями. Эти вагоны напоминали австралийские автобусы с мостками вдоль всего шасси. Она была вынуждена пробираться вперед, проходя вагон за вагоном, наконец добравшись до закрытого купе, где ее ждали Эрих с братом.
После возвращения из Китая Элизабет Хартманн устроилась в Вейль-им-Шёнбухе возле Штутгарта и начала ждать известий от своего мужа. Через 6 месяцев он написал, что обстановка успокоилась. Гражданские беспорядки завершились. «Возвращайся в Китай и привози мальчиков», – написал он.
Однако независимая фрау Хартманн решила, что провела более чем достаточно времени на Дальнем Востоке. «Я не вернусь в Китай, – написала она мужу. – Я уже начала подыскивать тебе клинику возле Штутгарта, где ты сможешь заниматься медициной, не подвергаясь опасностям». Доктор Хартманн вернулся на родину. Семья переехала в уютный старый сельский дом возле Вейля, и через три года они сумели построить дом и клинику на Бисмаркштрассе в Вейль-им-Шёнбухе. Именно там Эрих Хартманн провел последние юношеские годы перед войной.
С самых первых дней в Вейле Эрих просто помешался на авиации. Начала проявляться его отвага, выразившаяся в первой попытке полететь. Он соорудил из бамбука каркас планера и обтянул его старыми покрывалами. Держа над собой эту конструкцию-снаряд, он спрыгнул с крыши летнего домика. Приземлился Эрих в специально выкопанной яме с мягкой землей. Он остался совершенно цел, но сразу понял свою беспомощность как инженера и благоразумно оставил попытки строительства летательных аппаратов.
Интерес Эриха к авиации получил новый толчок, когда его непоседливая мать сама занялась спортивными полетами. Жизнь в Вейле была приятной, однако для такой натуры, как Элизабет Хартманн, она была слишком пресной. Она вступила в летный клуб при аэродроме Боблинген – в те дни это был гражданский аэропорт Штутгарта. Он находился всего в 6 милях от дома доктора Хартманна в Вейле.
Одаренный пилот, мать Эриха быстро получила лицензию на управление легким самолетом «Клемм-27». В 1930 году счастливая семья Хартманнов стала совладельцем двухместного самолета, который они приобрели вместе с директором метеостанции аэродрома Боблинген. Тяга Эриха к самолетам и полетам стала постоянной и неодолимой.
Сегодня аэропорт Боблинген не действует. Однако в начале 30-х годов каждый солнечный выходной мальчики Хартманнов и их мать летали на крошечном «Клемме» или хлопотали над ним. После экономического краха в 1932 году любимый самолет пришлось продать. Эта потеря стала для них тяжелым ударом.
В следующем году к власти пришел Гитлер, и началось возрождение германской авиации. Гитлер желал, чтобы германская молодежь полюбила авиацию. Решение этой задачи он возложил на планерные клубы. В 1936 году фрау Хартманн создала такой клуб для местных мальчиков, в основном сыновей фермеров, в Вейль-им-Шёнбухе. Она сама стала инструктором. Горечь потери крохотного «Клемма» улетучилась, так как полет на планере обладал своей притягательностью. Субботы и воскресенья снова приобрели смысл.
Клуб имел два планера. «Цоглинг-38» предназначался для первичной подготовки. Для опытных пилотов имелся «Грюнау бэби». Каждый выходной Эрих вместе с матерью посещал занятия клуба. Он ждал своей очереди вместе с остальными мальчиками. Тяжелая задача запуска в воздух планеров с помощью резиновой катапульты была превосходной точкой приложения кипучей энергии мальчишек. По восемь крепких немецких парней брались за резиновую полосу с обеих сторон и пускались бегом, волоча за собой планер.
Очень часто планер подскакивал на несколько метров в воздух, только чтобы шлепнуться обратно на траву, к отчаянию бурлаков. Тяжелая работа начиналась сначала. Чтобы научиться летать, мальчикам приходилось серьезно потрудиться. Но затем раздавались волшебные слова:
«Эрих, твоя очередь, залезай в кабину. Мы попытаемся запустить тебя».
Его брат Альфред отлично помнит, как Эрих летал на планере: «Он был превосходным пилотом, одаренным с самого начала. Я очень хотел бы летать так же, но между нашими возможностями была огромная пропасть».
В 14 лет Эрих уже имел лицензию планериста и был опытным пилотом. В конце 1937 года он уже сдал экзамены на категории планериста «А» и «В». Имея категорию «С», Эрих стал инструктором в планерной школе Гитлерюгенда. Спустя 40 лет Эрих Хартманн так вспоминает эти дни:
«Планеризм был прекрасным спортом, даже чем-то большим. Он дал мне прекрасное ощущение полета. Тонкий, но ощутимый шелест ветра вокруг тебя, который держит тебя и несет куда-то твой планер, помогает тебе слиться с окружающим. Ты становишься в подлинном смысле воздушным человеком. Полеты на самолетах, которыми я занимался в Люфтваффе, были мне знакомы Я видел, как летают моя мать, мой брат, мои друзья. Поэтому я залезал в кабину самолета с теми же чувствами, что в салон автомобиля.
Раннее знакомство с самолетом, которое я получил в клубе, помогает мне до сегодняшнего дня. Если я сижу в самолете и что-то ломается, я просто физически чувствую это. Я ощущаю это еще до того, как приборы покажут на какую-то неполадку. Нет никакого сомнения, что чем раньше вы начнете заниматься летным делом, тем острее будут все ваши ощущения, связанные с самолетом».
Брат Эриха Альфред сегодня работает врачом в том же самом семейном доме в Вейле, который построил его отец. Он добрый и мягкий человек, который по своему характеру и взглядам сильно напоминает отца. Пролетав недолгое время стрелком на пикировщике Ju-87 в Северной Африке, он попал в плен и провел 4 года в британских лагерях. Более мягкий во всех отношениях, чем его знаменитый брат, Альфред так вспоминает эти годы:
«Он был сильнее меня во всех отношениях. Эрих был атлетом, увлеченным спортсменом. Практически во всех видах спорта он добивался хороших результатов, стоило ему только чем-то заняться. Он был прирожденным спортсменом с отличной координацией, он отлично плавал, нырял и бегал на лыжах. Особенно великолепен был в гимнастике.
В своей среде мальчики выбирают естественных лидеров, и Эрих был как раз таким лидером. Его спортивные доблести были только одной стороной врожденной способности лидерства. Он также был сильным, умным и практичным – изобретательный мальчик. Кроме того, он обладал и другими качествами, которые его последующая слава могла скрыть. Он был честным и ласковым, особенно со мной, так как он знал, что сильнее меня.
Эрих никогда никого не обижал. Он был защитником маленьких мальчишек. Я пользовался его славой, говоря всем старшим задирам, что пожалуюсь Эриху, если они меня ударят. Обычно они сразу оставляли меня в покое».
Даже в сонном маленьком Вейле, население которого не превышало 3000 человек, мальчики группировались в шайки. Эрих и Альфред принадлежали к планерной шайке вместе с группой мальчиков из планерного клуба фрау Хартманн. Соперничающая шайка имела совсем иные интересы и потому называлась велосипедной. Между этими двумя группами черная кошка пробежала. Они любили задирать друг друга, как обычно бывает у мальчишек. Готовность Эриха в любой момент броситься в бой открылась во время одного из столкновений.
Возвращаясь домой вечером из кино, Альфред с одним мальчиком отстали метров на сорок от Эриха и основной группы планерной шайки. Члены велосипедной шайки поджидали, спрятавшись в тени. Они схватили Альфреда с товарищем и утащили прочь. Еще один член планерной шайки шел сзади и видел это похищение. Он проследил за похитителями, а потом побежал за своей шайкой, зовя на помощь:
«Велосипедная шайка схватила Альфреда! Они потащили в старый сарай и собираются отлупить!»
Хороший бегун, Эрих быстро обогнал свою компанию, бросившись на выручку брату. Он с разбега врезался в дверь сарая и с треском распахнул ее. Ворвавшись в сарай, он обнаружил там всю велосипедную шайку – 14 человек. Они привязали Альфреда и его товарища к столбу. Эрих схватил с пола рычаг домкрата и начал размахивать им:
– Вон! Вон отсюда! Все! Или я перебью вас!
Его голубые глаза полыхали огнем, когда он наступал на врагов, описывая рукоятью широкие круги в воздухе. Велосипедная шайка не выдержала и бросилась наутек, спасая свои шкуры. Торжествующий и раскрасневшийся, Эрих отвязал благодарного брата. Позднее такая же неудержимая отвага еще не раз вспыхивала в Эрихе, помогая ему одержать победу над численно превосходящим противником. Это был мальчик, который всю жизнь шел напролом.
В середине 30-х годов Эрих с братом стали учениками национальной школы в Роттвейле. Порядки этой школы не слишком гармонировали с формирующимся характером Эриха. Он любил свободу. А эта школа жила по канонам строгой казарменной дисциплины, которая регулировала все стороны жизни учеников. Это основывалось на идеях национал-социализма, а в результате устав определял даже способы отдыха учеников. Выходные, которые Эрих проводил дома в Вейле, казались ему освобождением из тюрьмы.
До настоящего времени он сохраняет неприятные воспоминания о Роттвейле:
«Каждый учитель был богом, а мы были рабами. Однажды на уроке физики нам было приказано растереть в порошок древесный уголь и серу. Когда настало время завтрака, мы свалили порошок на железный лист. Нам сказали не играть с этой смесью во время завтрака.
Когда учитель вышел из класса, мы быстро собрались вокруг кучки порошка, превосходно зная о его взрывчатой силе. Пара наиболее смелых мальчиков начали чиркать спичками рядом с порохом, однако мы не собирались поджигать его. Каждый хотел, чтобы спичкой в порох ткнул кто-то другой. Кое-кто начал меня подзуживать, и это было ошибкой. Я взял спичку и сунул ее прямо в порох. Вспышка и взрыв загнали нас под парты, из помещения повалил дым.
Через несколько секунд примчался учитель, явно взбешенный. Никто не признавался, что это именно он играл с порохом, поэтому я поднял руку и сказал, что я поджег его. В порядке наказания меня заставили во время уроков чистить приборы. Я занимался этим три дня, пока случайно не уронил тяжелый железный штатив в ящик с песком, разбив несколько реторт.
После этого между мной и учителем началась открытая война. Он так и не забыл эту выходку и не простил ее. Он использовал каждый шанс, чтобы наказать меня. Эта вендетта была типичной для нездоровых отношений между учениками и учителями в Роттвейле».
Эрих чувствовал себя неуютно в этой школе и как-то сказал об этом родителям. Весной 1937 года доктор Хартманн перевел сыновей в школу-интернат в Корнтале возле Штутгарта. Эта школа имела спальные помещения, и братья Хартманны жили там всю неделю. Старый учитель Эриха в Корнтале, профессор Курт Буш, вспоминает, как учился лучший в мире ас:
«Школа Корнталя действовала по совсем иным принципам, чем милитаризованная школа Роттвейля. Я помню, как Эрих говорил мне, что, по его мнению, дисциплина в Роттвейле слишком строгая и всеохватывающая. Мы позволяли больше свободы и поощряли дружеские отношения между преподавателями и учениками. Все было подчинено задаче успешного получения знаний.
Альфред Хартманн с сыновьями – Альфредом и Эрихом
В особенности свобода должна была развивать в них чувство ответственности и прививать совесть. Эти парни не были ангелами, в том числе и Эрих. Иногда они злоупотребляли своей свободой, но глубоко прочувствовали ее значение. Для подростков это значит очень много, и я думаю, что Эрих был счастлив в старшей школе Корнталя».
И через 30 лет профессор Буш без труда вспомнил Эриха Хартманна, которого учил в 1937–1939 годах:
«Это был мальчик, который нравился с первого взгляда. Прямой, открытый и честный, он сочетал эти качества с некоторой импульсивностью. Однако он не оскорблял ничьих чувств и никого не задирал. Он рвался побеждать и наслаждался победами, считая это совершенно правильным. Тем не менее он всегда был очень терпимым и никогда никому не завидовал. Он просто радовался жизни и наслаждался ее солнечными сторонами. К учителям он относился вежливо и уважительно. Я очень высоко ценю его скромность и аккуратность».
Профессор Буш, брат Альфред и даже мать сходились в том, что Эрих не был умником. Он был средним учеником, который проходил школьный курс без трудностей, но и без претензий. Он прилагал только те усилия, которые требовались для сдачи экзаменов. Вся его энергия была направлена на спортивные занятия, которые он любил.
Родители Эриха – Альфред Хартманн и Элизабет Махтхольф
Частью спортивных занятий в школе Корнталя были еженедельные лыжные походы по горам. Во время этих походов профессор Буш не раз мог видеть, что Эрих ревниво относится к любому вызову, в то же время находя возможность побаловаться. Однажды профессор оказался даже слишком близко к месту действия. Когда утром он вышел из своего шале, его приветствовал дикий свист и лавина снега. Эрих спрыгнул на лыжах с крыши шале с высоты 18 футов над головой профессора.
Запрещать Эриху бегать по крутым склонам или прыгать с высоты было бесполезно. Тихий самоуверенный смешок и счастливая улыбка позднее стали характерными чертами Эриха. Но это был всего лишь признак того, что он собирается ринуться в новое опасное приключение. Альфред Хартманн вспоминает, как они отправились на лыжные состязания, которые завершались прыжками с трамплина:
«Эрих до сих пор ни разу не прыгал с такого большого трамплина. Однако он просто сообщил, что завтра сделает это. Я сказал ему, что он дурак. Когда подошло время, именно я стоял и дрожал от страха, в то время как Эрих взобрался на вершину горы, холодный как лед. Громкоговорители выкрикнули его имя. Он помчался вниз, потом взмыл в воздух. Мое сердце замерло. Но Эрих выполнил идеальный прыжок на 98 футов и спокойно приземлился. Он был слишком отважен, хотя в этом не было ничего показного. Он не делал ничего, чтобы выделиться. Для него совершить такой прыжок было самым обычным, нормальным поступком. Он просто принял вызов. А когда все успешно завершилось, он был скромным, как обычно».
Его прямолинейный заход на любое препятствие во время гимнастических состязаний принес Эриху мальчишеское прозвище «Дикий кабан». Профессор Буш считал это совершенно естественным: «В этой кличке не было ничего оскорбительного. Она просто характеризовала бьющую через край энергию и отвагу – те качества, которые принесли ему всеобщее уважение». Именно эти качества позднее помогли ему завоевать место в истории и пройти такие испытания, которые мирные жители Вейль-им-Шёнбуха до войны не видели даже в кошмарных снах.
Первый и единственный любовный роман Эриха развивался так же прямолинейно. В старшей школе Корнталя он встретил девушку, которую полюбил на всю жизнь – Урсулу Петч. Уш Петч была симпатичным темноволосым подростком, сразу привлекавшим взгляд. Эрих говорил, что влюбился в нее с первого взгляда в тот же день, когда впервые увидел. И, приняв решение, он начал действовать. В октябре 1939 года Уш со своей подругой возвращалась домой из школы, когда к ним на велосипеде подлетел Эрих. Спрыгнув с велосипеда и отбросив его в сторону, он посмотрел Уш прямо в глаза и робко сказал: «Я Эрих Хартманн». Так началась любовь, которая потом пережила самые страшные испытания.
Родители Эриха были озабочены тем, что он внезапно увлекся девушкой, ведь ему было всего 17 лет. Еще больше встревожились супруги Петч, так как Уш едва исполнилось 15. «Мы знали, что Эрих был захватчиком», – сказала тогда фрау Петч. Отец Уш, специалист по производству шахтного оборудования, сначала тоже был против, но быстро понял, что не может повлиять на молодежь. Когда Эрих показал, что не намерен отступаться, герр Петч просто прекратил неравную борьбу. «Я умываю руки», – заявил он.
Мать Уш пыталась переубедить свою дочь, но это оказалось нелегко. Однажды Уш сказала, что пойдет в кино со своей подругой. Так, собственно, и было. Но в кино ее ждал Эрих. Потом он отправился провожать Уш домой, и она опоздала. Фрау Петч наложила трехмесячный запрет на кино, несмотря на все призывы и просьбы светловолосого юноши, который сам приходил к ней каяться. Уш приняла наказание с необычным смирением, и только через пару месяцев выяснилось почему.
Чтобы стать типичной благовоспитанной фрау, Уш посещала уроки танцев в Штутгарте. Два раза в неделю она прилежно посещала класс. Но в той же самой школе и в том же самом классе учился и ее светловолосый приятель Эрих. Они просто не могли друг без друга. Вскоре все окружающие поняли, что они предназначены стать парой один другому. Но пока их родственники восхищались первой любовью, политические тучи в Европе начали сгущаться.
Еще до того как Эрих смог назвать Уш своей подругой, ему пришлось убрать соперника. Обаяние Уш было замечено долговязым черноволосым юнцом, который был старше Эриха и на голову выше его. Годы спустя Уш, улыбаясь, называла его Казановой, этаким немецким вариантом героя-любовника с пошлыми бачками. Когда Эрих сказал Уш, что хочет, чтобы она стала его девушкой и гуляла только с ним, она ответила, что Казанова звонит ей по телефону и назначает свидания.
– Я займусь этим, – пообещал Эрих.
Он позвал Казанову, который возвышался над ним. Казанова неприязненно выслушал Эриха.
– Уш теперь моя девушка, и я не хочу, чтобы ты назначал ей свидания. Я думаю, ты понимаешь.
Казанова беспечно усмехнулся, повернулся на каблуках и ушел, даже не показав, что понял вежливый ультиматум Эриха. Через несколько дней Казанова снова позвонил Уш и пригласил ее в кино. Когда она сказала об этом Эриху, его лицо немного потемнело, и он пообещал, что разберется.
А через пару дней он натолкнулся на Казанову.
– Я предупреждал тебя, чтобы ты держался подальше от Уш, – сказал Эрих. И, не откладывая дела в долгий ящик, подкрепил свои права парой ударов – один по носу, второй – в солнечное сплетение. Казанова бежал, наголову разбитый. Больше он не осмеливался оспаривать руку Уш.
С осени 1939 года Эрих и Уш постоянно думали друг о друге. Тепло юношеской любви согревало их жизнь. Они старались провести вместе каждую минуту, равнодушные ко всему окружающему. В сентябре 1939 года в Европу пришла война, однако до весны 1940 года она оставалась для Эриха и Уш чем-то далеким и нереальным. Но после окончания Эрихом старшей школы Корнталя ему предстояло принять важнейшее решение относительно своего будущего.
Он намеревался стать доктором, и эти планы радовали сердце его отца, хотя Эрих совсем не чувствовал душевной склонности к профессии врача. Когда он закончил высшую школу Корнталя за несколько недель до своего 18-летия, он понял, что военная служба для него стала просто неизбежной. А это для Эриха могло означать только одно – Люфтваффе.
Начавшаяся война открыла Эриху Хартманну сложный и дорогостоящий мир авиации. Любительские полеты в довоенной Европе были большой редкостью, так как купить и содержать самолет было очень накладно. Спортивные полеты оставались недосягаемой мечтой для множества молодых людей. Но в преддверии войны многие юноши становились военными летчиками. Государство брало на себя все расходы по обучению их летному мастерству.
К 1940 году успехи германской истребительной авиации начали производить впечатление на народ. Газеты пестрели статьями, рассказывающими о наиболее выдающихся пилотах. Вернер Мёльдерс, прославившийся как лучший пилот легиона «Кондор» во время войны в Испании, снова воевал с большим успехом. Иоханнес Штайнхоф и Вольфганг Фальк стали героями битвы над германской бухтой, отражая налеты бомбардировщиков Королевских ВВС на Германию. Воображение Эриха было захвачено эффектными подвигами пилотов-истребителей. Он решил поступить на службу в Люфтваффе.
Семья Хартманнов в Китае
Его отец, имевший гуманитарное образование, был разочарован выбором сына. Однако Эрих считался свободным человеком, и ему было позволено выбирать свое будущее самому. Мать Эриха понимала его желание летать, так как именно она в детстве подтолкнула сына в этом направлении. Уш была несчастна, так как предстояла разлука с Эрихом. Однако уже тогда она с пониманием отнеслась к его желанию.
Доктор Хартманн считал, что война закончится поражением Германии и что этот конфликт не принесет ничего хорошего фатерланду. Однако между собой они нашли разумное объяснение желаниям Эриха. Всеобщее убеждение, что война не затянется, помогло им согласиться с желанием Эриха стать пилотом. Они полагали, что сын может выучиться на профессионального летчика, а после ожидаемого завершения короткой войны у него останется еще достаточно времени переучиться на врача.
Военная жизнь оказалась совершенно чужой психологически для Эриха. Он был свободолюбивой юной душой, которая искала свободы в воздухе. Школа в Роттвейле уже показала полную антипатию Эриха к военной жизни. Теперь эта жизнь стала горькой пилюлей, подслащенной радостью полетов. Его природное отвращение к военной дисциплине полностью подорвало потом его карьеру в ВВС, как в военное время в Люфтваффе, так и после войны в БундесЛюфтваффе. Однако он каким-то чудом сумел сохранить независимый дух в атмосфере всеобщего подчинения.
15 октября 1940 года, когда самые напряженные дни Битвы за Британию уже остались позади, свежевыбритый Эрих Хартманн появился в казармах 10-го учебного полка ВВС в Нойкирхене, расположенном примерно в 10 милях от Кенигсберга. Полеты полностью завладели его мыслями. Он станет пилотом, даже если ему придется ради этого спуститься в ад.
В это время программы подготовки пилотов-истребителей для германских ВВС не испытывали давления чрезвычайных обстоятельств. Тяжелые потери в летчиках во время Битвы за Британию не взволновали штаб Люфтваффе. Поэтому практически ничего не делалось для ускорения выпуска пилотов из летных школ, а заводы не смогли восполнить потери в самолетах, понесенные за время Битвы за Британию, даже к марту 1941 года. Именно в этом месяце Эрих отправился в Высшую летную школу Берлин-Гатов для получения летной подготовки.
С октября 1940 года его учили военной дисциплине, строевой подготовке и ружейным приемам, что его совершенно не интересовало. Однако курсанты проходили и теоретические курсы специальных авиационных дисциплин – историю авиации, теорию полета, тактику, конструкцию самолета, устройство моторов, сопротивление материалов, аэродинамику, метеорологию. Эти предметы Эриха очень интересовали, что помогло ему приспособиться к новой жизни. Перспектива полетов оказалась настолько сильной приманкой, что он прошел через школу первичной подготовки довольно легко.
Эрих и Альфред за шахматами
Летная подготовка, которую он проходил в школе Берлин-Гатов, должна была длиться почти год. Это ясно показывало, что Люфтваффе никуда не торопятся и их ничто не волнует. Позднее на Восточном фронте в эскадрилью Эриха приходили молодые пилоты, которые имели за плечами менее 100 часов налета, и их сразу бросали в бой. Эрих совершил свой первой полет на военном учебном самолете 5 марта 1941 года. Это был самолет BT-NB. Инструктором летел сержант Кольберг. 24 марта 1941 года Хартманн совершил первый самостоятельный полет.
Когда Эрих приземлился после этого вылета, это была его 74-я посадка на самолете, хотя на планере он совершил сотни полетов.
Основной курс летной подготовки завершился 14 октября 1941 года, он был готов начать курс высшей подготовки. Его инструкторы в летной школе уже определили, что Эрих будет пилотом-истребителем. Этот курс занял время с 15 октября 1941-го по 31 января 1942 года. После этого Эрих был отправлен в школу истребительной авиации в Цербст-Ангальт. В Цербсте он познакомился с самолетом, который принес его к славе – «Мессершмиттом-109».
Хартман, Эрих (Hartmann), летчик-истребитель Люфтваффе, майор. Согласно официальной статистике, сбил 352 самолета противника, возглавив список немецких асов во 2-й мировой войне. Родился 19 апреля 1922 в Вайсахе. Детство провел в Китае, где его отец работал врачом. С 1936 летал на планерах в авиаклубе под руководством своей матери -спортсменки-летчицы. С 16 лет пилотировал самолеты. С 1940 проходил подготовку в 10-м учебном полку Люфтваффе под Кенигсбергом, затем в летной школе в Берлине. Боевую летную карьеру начал в августе 1942 в составе 52-го полка истребительной авиации, воевавшего на Кавказе. Участвовал в Курской битве, был сбит, попал в плен, но сумел бежать. В 1944 назначен командиром 53-й авиагруппы. Был награжден многими орденами и медалями, в т. ч. стал шестым пилотом Люфтваффе, получившим Рыцарский крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами.
В ходе Второй мировой войны он совершил 1525 боевых вылетов, одержав 352 воздушные победы (из них 345 над советскими самолётами) в 825 воздушных боях. За небольшой рост и моложавый вид получил прозвище Bubi — малыш.
Будучи в довоенное время пилотом планера, Хартманн вступил в ряды люфтваффе в 1940 году, а в 1942 году закончил курсы подготовки пилотов. Вскоре он был направлен в 52-ю истребительную эскадру (нем. Jagdgeschwader 52) навосточный фронт, где попал под опеку опытных пилотов-истребителей люфтваффе. Под их руководством Хартман развивал свои навыки и тактику, что в конце концов 25 августа 1944 года принесло ему Рыцарский крест Железного креста с Дубовыми листьями, Мечами и Бриллиантами, за 301-ю подтверждённую воздушную победу.
Свою 352-ю и последнюю победу в воздухе Эрих Хартман совершил 8 мая 1945 года. Хартман и оставшиеся военнослужащие из JG 52 сдались американским войскам, но были переданы Красной Армии. Обвинённый формально в военных преступлениях, а по фактам — за уничтожение военной техники противника в военное время, приговорённый к 25 годам заключения в лагерях строгого режима, Хартман проведёт в них 10 с половиной лет, до 1955 года. В 1956 году он присоединился к перестроенным люфтваффе Западной Германии, и стал первым командиром эскадры JG 71«Рихтгоффен». В 1970 году он ушёл из армии, во многом из-за неприятия им американского истребителя Lockheed F-104 Starfighter, которым тогда укомплектовывались войска ФРГ, и постоянных конфликтов с вышестоящими начальниками.
Детство и юность
Эрих Хартманн родился в г. Вайсах, Вюртемберг и был старшим из двух братьев. Во время Второй мировой войны его младший брат Альфред также вступил в ряды люфтваффе (он был стрелком на Ju 87 во время немецкой кампании в Северной Африке и 4 года провел в английском плену). Некоторая часть детства мальчиков прошла в Китае, так как их отец хотел избежать последствий бедности Германии 20-х годов и экономической депрессии. С помощью своего двоюродного брата, работавшего консулом в немецком посольстве в Китае, отцу Эриха удалось найти там работу. По приезде в город Чанша он к немалому удивлению понял, что условия жизни в Китае намного лучше и перевёз туда свою семью. Однако в 1928 году им пришлось вернуться в Германию из-за начавшейся в Китае гражданской войны. Местное население перестало доверять иностранцам, начались нападения на дипломатов. Элиза Хартманн и двое её детей спешно покинули страну, их обратное путешествие проходило по Транссибирской магистрали — это была первая встреча Эриха с СССР.
Через некоторое время семья воссоединилась в городе Вайль-им-Шёнбух на юго-западе Германии. С этого момента Хартманн начинает интересоваться авиацией. Он присоединяется к программе подготовки планеристов, которую организовало возрождающееся люфтваффе. Мать Хартмана, Элиза, была одной из первых женщин-пилотов. Семья даже купила небольшой лёгкий самолёт, но в 1932 году была вынуждена его продать из-за бедности, наступившей вследствие экономического коллапса Германии. После того, как к власти пришли национал-социалисты, лётные школы стали получать поддержку от нового правительства, и Элиза Хартманн создала в своём городе новую лётную школу, в которой четырнадцатилетний Эрих получил пилотское свидетельство, а в пятнадцать лет стал инструктором в одной из планерных групп гитлерюгенда.
После обучения в средней школе (апрель 1928 — апрель 1932), гимназии (апрель 1932 — апрель 1936) и в Национальном Институте Политического Образования в Ротвайле (апрель 1936 — апрель 1937), он поступает в гимназию в Корнтале, где в октябре 1939 знакомится с девушкой Урсулой, ставшей вскоре его женой.
Люфтваффе
Во время обучения Эрих показал себя выдающимся снайпером и прилежным учеником (хотя военная муштра его мало интересовала), а к концу подготовки в совершенстве владел своим истребителем. 24 августа 1942, все ещё находясь на высших курсах воздушной стрельбы в Глейвице, он полетел в Цербст и продемонстрировал над аэродромом некоторые трюки лейтенанта Хогагена, бывшего чемпиона Германии по пилотажу. После выполнения некоторых элементов высшего пилотажа над аэродромом в Глейвице, начальство посадило лётчика под недельный домашний арест, который, возможно, спас ему жизнь — пилот, полетевший вместо него на следующий день, разбился.
В октябре 1942 года, окончив своё обучение в запасной истребительной группе «Восток», он получил назначение на Северный Кавказ в 52-ю истребительную эскадру на Восточном фронте. После прибытия на базу снабжения люфтваффе в Кракове, Эриху Хартманну и ещё трём пилотам пришлось лететь в свою эскадру на совершенно незнакомой Штуке. Это незнание обернулось локальным погромом и двумя разбитыми штурмовиками, пилоты были отправлены в JG 52 на транспортном самолёте. Сражения на Восточном фронте велись на глубине по крайней мере 750 миль над советской территорией, и Хартманну предстояло вести воздушные бои в этих неизвестных местах. Эскадра JG 52 уже заслужила большую славу в Германии, в ней летали многие из лучших асов люфтваффе, в чём Хартманн смог убедиться сразу после прибытия — Вальтер Крупински с трудом выбрался из горящего приземлившегося истребителя. Вальтер Крупински (197 сбитых самолётов, 16-й в мире) стал его первым командиром и наставником. Среди других был обер-фельдфебель Пауль Россманн, который предпочитал не вступать в «воздушную карусель», а атаковать из засады, тщательно изученная, эта тактика принесёт Эриху Хартманну первое место в неформальном соревновании лучших асов мира и 352 воздушные победы. Когда новым командиром эскадрильи стал Крупински, Эрих стал его ведомым. Так как 20-летнего новобранца, выглядевшего гораздо моложе своих лет, Крупински постоянно называл «Bubi» (мальчик, малыш), это прозвище прочно привязалось к нему.
Свой первый самолёт Хартманн сбил 5 ноября 1942 года (Ил-2 из состава 7-го ГШАП), однако за три последующих месяца ему удалось сбить всего один самолёт. Хартманн постепенно повышал своё лётное мастерство, делая упор на эффективность первой атаки. Со временем опыт дал свои плоды: во время Курской битвы в июле 1943 года он сбил за один день 7 самолётов, в августе 1943 года на счету было 49, а в сентябре он прибавил на личный счёт ещё 24 сбитых самолёта.
Вальтер Крупински (Walter Krupinski) и Эрих Хартманн (справа)
К концу лета 1943 Эрих Хартманн имел уже 90 побед, но 19 августа при атаке очередного ИЛа его самолёт получил повреждения, и он совершил вынужденную посадку за линией фронта. Командир эскадры Дитрих Храбак приказал подразделению Хартманна поддержать пикирующие бомбардировщики Штука из второй эскадры штурмовиков Sturzkampfgeschwader 2, ведомых известным асом штурмовой авиации Хансом-Ульрихом Руделем, но ситуация неожиданно изменилась, и немецким лётчикам пришлось столкнуться с массой истребителей Як-9 и Ла-5. Хартманн успел сбить 2 самолёта до того, как осколки повредили его Bf-109. С трудом приземлившись (за линией фронта) Хартманн, провозившись некоторое время со своим самолётом, увидел приближающихся русских солдат. Поняв, что сопротивление бесполезно, и убежать нет никакой возможности, он притворился раненым. Его актёрские способности убедили солдат, и его положили на носилки и отправили в штаб на грузовике. Терпеливо выжидая, Хартманн улучил момент, использовав атаку Штук, отвлёкшую солдат, он сильно ударил единственного охранника, выпрыгнул из грузовика и побежал к большому полю, на котором росли огромные подсолнухи, ускользая от летящих вдогонку пуль. При этом вся история, связанная с деталями спасения Хартманна от русских солдат известна исключительно с его слов и какого-либо достоверного подтверждения не имеет. Дождавшись прихода ночи, он последовал за патрулём, идущим на запад, и вернулся в часть, перейдя через линию фронта. Уже приблизившегося к своим, Эриха пытался пристрелить нервный часовой, не поверивший в то, что он действительно сбитый пилот, но пуля чудом не попала в цель, разорвав штанину.
Четыре пилота III./JG52 на Восточном фронте в конце 1942 г.
Слева направо: оберфельдфебель Ханс Даммерс (Hans Dammers), оберфельдфебель Эдмунд Россман (Edmund Rossmann), оберфельдфебель Альфред Гриславски (Alfred Grislawski) и лейтенант Эрих Хартманн
29 октября 1943 г. лейтенант Хартманн был награждён Рыцарским Крестом, имея 148 сбитых самолётов, 13 декабря отмечал 150-ю воздушную победу, а к концу 1943 года их количество поднялось до 159-ти. За первые два месяца 1944 года Хартманн заработал ещё 50 побед, а скорость их получения постоянно увеличивалась. Эти результаты вызвали сомнение в Верховном Штабе люфтваффе, его победы перепроверялись по два-три раза, а за его полётами смотрел лётчик-наблюдатель, прикреплённый к подразделению Хартманна. Ко 2-ому марта 1944 года количество побед достигло цифры в 202 самолёта. К этому времени советским лётчикам уже стал знаком позывной Карайа 1 , а командование Советской Армии назначило за его голову цену в 10 000 рублей.
Эрих Хартманн со своим механиком Хайнцем "Биммелем" Мертенсом (Heinz Mertens)
Некоторое время Хартманн летал на самолётах с элементом окраски «Чёрный тюльпан» (многолучевая звезда, накрашенная на кок винта и вокруг капота).
Слева направо: Вальтер Крупински (Walter Krupinski), Герхард Баркхорн (Gerhard Barkhorn), Йоханнес Визе (Johannes Wiese) и Эрих Хартманн
Добившись первых значительных успехов, Буби чисто по-мальчишески нанес на свой "мессер" устрашающую раскраску - нос истребителя покрасил в черный цвет. Якобы поэтому, по данным британских историков, советские летчики прозвали его "Черным дьяволом юга". Честно говоря, сомнительно, что русские называли супостата столь метафорично. Советские источники сохранили прозаичные прозвища - "Черный" и "Черт".
Обер-лейтенант Эрих Хартман в кабине своего Bf-109G-6. Россия, август 1944 г.
За "Черным" тут же устроили охоту, назначив за его голову премию в 10 тысяч рублей. Приходилось все время удирать. Наигравшись в "крутого", Эрих вернул самолету нормальный вид. Оставил лишь знак 9-й эскадрильи - пронзенное стрелой сердце, куда вписал имя невесты - Урсулы
В этом же месяце Хартманн, Герхард Баркхорн, Вальтер Крупински и Йоханнес Визе были вызваны в ставку Гитлера для вручения наград. Баркхорн был представлен к Мечам и Рыцарскому Кресту, а Хартманну, Крупински и Визе должны были быть вручены Листья. Во время поездки на поезде лётчики крепко выпили и прибыли в резиденцию, с трудом держась на ногах и поддерживая друг друга. Адъютант Гитлера от люфтваффе майор Николаус фон Белов был в шоке. После того, как Хартманн пришёл в себя, он взял примерить с вешалки офицерскую фуражку, но сильно расстроил этим фон Белова, который заметил ему, что это фуражка Гитлера.
Обладая огромным летным опытом, Хартманн пренебрегал правилами классического воздушного боя. На своем «Мессершмитте» он летал виртуозно, иногда бравируя храбростью. Он описывал свою тактику следующими словами: «увидел — решил — атаковал — оторвался». Хартманн пережил 14 аварийных посадок, дважды был сбит и один раз выпрыгнул с парашютом. Когда закончилась война, его непосредственный начальник, коммодор авиации Сейдеманн, приказал ему лететь из Чехословакии в британскую оккупационную зону. Впервые Хартманн не выполнил приказ, и присоединившись к группе гражданских беженцев, сдался наступавшим американским войскам, не подозревая, что следующие 10 лет проведет в чрезвычайно трудных условиях советского лагеря для военнопленных.
В октябре 1955 г. Эрих Хартманн наконец вернулся в Германию и вступил в восстанавливающуюся люфтваффе. Освоил полеты на реактивных самолетах и был назначен первым командиром JG 71 Рихтгоффен. Он возражал против оснащения люфтваффе американскими сверхзвуковыми истребителями F-104 Starfighter, считая их слишком сложными для пилотирования и недостаточно эффективными в бою. Это привело его 30 сентября 1970 г. к преждевременному прощанию с военной службой, которую он покинул в звании полковника авиации.
Толивер Рэймонд Ф., Констебль Тревор Дж
Эрих Хартманн - белокурый рыцарь рейха
Эрих ХартманнПредисловие переводчика
Пишите правду и только правду. Но не всю правду.
Мольтке-старший
«В начале было слово», - так говорит Библия. В нашем случае это абсолютно неверно. Сначала было гробовое молчание. Почитайте мемуары наших летчиков, труды «историографов». Никаких персоналий. Абстрактные немецко-фашистские оккупанты да самолеты с черными крестами на крыльях. В лучшем случае мелькают какие-то невнятные бубновые тузы - и только. Может, кому-то повезло и больше, чем мне. Лично я нашел только одно упоминание фамилии немецкого аса в нашей литературе советской эпохи. В мемуарах Курзенкова говорится о фельдфебеле Мюллере (92 победы), сбитом молодым лейтенантом Бокием. Все. Далее - молчание. Вроде и не существует Хартманна, Ралля, Графа, Мёльдерса и прочих.
Потом началось разоблачение. Еще не было издано ни одной книги об асах противника, но от буржуазных фальсификаторов пух и перья полетели. Как всякий честный советский человек, я эту книгу не читал, но единогласно осуждаю! «Ас или У-два-с?» «Крапленые тузы»… Ну, и так далее. Одни названия чего стоят. Лишь в последнюю пару лет появились хоть какие-то обрывки сведений о летчиках противника.
И вот противоположный пример - книга, написанная в годы той же Холодной войны. Но обратите внимание, с каким уважением, даже восхищением, говорят авторы о Покрышкине! Они считают его великолепным летчиком, блестящим теоретиком, отличным командиром. О ком из немецких асов у нас сказали хотя половину этих добрых слов? Между прочим, ряд деталей биографии Покрышкина я узнал из книги о Хартманне, хотя его собственные мемуары «Небо войны» сейчас лежат у меня на столе. Причем деталей, которыми следовало бы гордиться! Например, его упорством и настойчивостью, его колоссальной аналитической работой. По сути дела авторы называют Александра Покрышкина одним из творцов теории воздушной войны. Почему все это приходится узнавать из книги о немецком асе? Это ли не позор для наших историков!
Но это касается общего подхода к проблеме. Когда речь идет о каких-то частных вопросах, сомнения остаются. Уж слишком различным выглядит личный счет немецких асов и летчиков любых других стран. 352 самолета Хартманна и 60 самолетов Кожедуба, лучшего из летчиков-истребителей союзников, невольно наталкивают на разные мысли.
Сразу оговорюсь, что дальнейшее будет скорее рассуждениями вслух. Я не претендую на истину в последней инстанции. Скорее, я хочу предложить читателю «информацию к размышлению».
Прежде всего хочу указать на типовые ошибки советских историографов. Но кроме них часто приходится сталкиваться и с примерами подлогов и фальсификации, увы. Именно потому, что речь пойдет о типичных примерах, которые можно встретить не раз, не два и даже не десять, я не буду конкретизировать, где именно можно найти тот или иной ляп. Каждый читатель сталкивался с ними.
1. Эрих Хартманн совершил всего 800 боевых вылетов.
Хартманн за годы войны совершил около 1400 боевых вылетов. Цифра 800 - это количество воздушных боев. Между прочим, получается, что Хартманн ОДИН совершил в 2,5 раза больше вылетов, чем ВСЯ ЭСКАДРИЛЬЯ «Нормандия-Неман» вместе взятая. Это характеризует напряженность действий немецких пилотов на Восточном Фронте. В книге не раз подчеркивается: 3–4 вылета в день были нормой. А если Хартманн провел в 6 раз больше воздушных боев, чем Кожедуб, то почему он не может, соответственно, и сбить в 6 раз больше самолетов? Между прочим, другой кавалер Бриллиантов, Ханс-Ульрих Рудель за годы войны совершил более 2500 боевых вылетов.
2. Немцы фиксировали победы с помощью фотопулемета.
Требовались подтверждения свидетелей - пилотов, участвовавших в бою, или наземных наблюдателей. В этой книге вы увидите, как пилоты дожидались по неделе и больше подтверждения своих побед. Что же тогда делать с несчастными летчиками авианосной авиации? Какие там наземные наблюдатели? Они вообще за всю войну ни одного самолета не сбили.
3. Немцы фиксировали «попадания», а не «победы».
Здесь мы сталкиваемся с очередным вариантом недобросовестного кратного перевода. Немецкий - английский - русский. Здесь может запутаться и добросовестный переводчик, а для подлога вообще простор. Выражение «claim hit» не имеет ничего общего с выражением «claim victory». Первое употреблялось в бомбардировочной авиации, где редко можно было сказать более определенно. Пилоты- истребители им не пользовались. Они говорили только о победах или сбитых самолетах.
4. Хартманн имеет только 150 подтвержденных побед, остальные известны только с его слов.
Это, к сожалению, пример прямого подлога, потому что человек имел в своем распоряжении эту книгу, но предпочел прочитать ее по-своему и выкинуть все, что ему не понравилось. Сохранилась первая летная книжка Хартманна, в которой зафиксированы ПЕРВЫЕ 150 побед. Вторая пропала при его аресте. Мало ли, что ее видели, и заполнял ее штаб эскадры, а не Хартманн. Ну нет ее - и все! Как пакта Молотова- Риббентропа. А значит, с 13 декабря 1943 Эрих Хартманн не сбил ни одного самолета. Интересный вывод, не так ли?
5. Немецкие асы просто не могли сбивать столько самолетов за один вылет.
Очень даже могли. Прочитайте внимательнее описание атак Хартманна. Сначала наносится удар по группе истребителей прикрытия, потом по группе бомбардировщиков, а если повезет - то и по группе зачистки. То есть, за один заход ему на прицел поочередно попадали 6-10 самолетов. И сбивал он далеко не всех.
6. Нельзя парой выстрелов уничтожить наш самолет.
А кто сказал, что парой? Вот описание бегства из Крыма. Немцы вывозят в фюзеляжах своих истребителей техников и механиков, но при этом не снимают крыльевые контейнеры с 30-мм пушками. Долго ли продержится истребитель под огнем 3 пушек? Одновременно это показывает, до какой степени они презирали наши самолеты. Ведь ясно, что с 2 контейнерами под крыльями Ме-109 летал чуть лучше полена.
7. Немцы поочередно обстреливали один самолет и каждый записывал его на свой счет .
Просто без комментариев.
8. Немцы бросили на Восточный Фронт элитные истребительные части, чтобы захватить господство в воздухе .
Да не было у немцев элитных истребительных подразделений, кроме созданной в самом конце войны реактивной эскадрильи Галланда JV-44. Все остальные эскадры и группы были самыми обычными фронтовыми соединениями. Никаких там «Бубновых Тузов» и прочей ерунды. Просто у немцев многие соединения, кроме номера, имели еще и имя собственное. Так что все эти «Рихтгофены», «Грайфы», «Кондоры», «Иммельманы», даже «Грюн Херц» - это рядовые эскадры. Обратите внимание, сколько
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Толивер Рэймонд Ф., Констебль Тревор Дж
Эрих Хартманн – белокурый рыцарь рейха
Эрих Хартманн
Предисловие переводчика
Пишите правду и только правду. Но не всю правду.
Мольтке-старший
«В начале было слово», – так говорит Библия. В нашем случае это абсолютно неверно. Сначала было гробовое молчание. Почитайте мемуары наших летчиков, труды «историографов». Никаких персоналий. Абстрактные немецко-фашистские оккупанты да самолеты с черными крестами на крыльях. В лучшем случае мелькают какие-то невнятные бубновые тузы – и только. Может, кому-то повезло и больше, чем мне. Лично я нашел только одно упоминание фамилии немецкого аса в нашей литературе советской эпохи. В мемуарах Курзенкова говорится о фельдфебеле Мюллере (92 победы), сбитом молодым лейтенантом Бокием. Все. Далее – молчание. Вроде и не существует Хартманна, Ралля, Графа, Мёльдерса и прочих.
Потом началось разоблачение. Еще не было издано ни одной книги об асах противника, но от буржуазных фальсификаторов пух и перья полетели. Как всякий честный советский человек, я эту книгу не читал, но единогласно осуждаю! «Ас или У-два-с?» «Крапленые тузы»… Ну, и так далее. Одни названия чего стоят. Лишь в последнюю пару лет появились хоть какие-то обрывки сведений о летчиках противника.
И вот противоположный пример – книга, написанная в годы той же Холодной войны. Но обратите внимание, с каким уважением, даже восхищением, говорят авторы о Покрышкине! Они считают его великолепным летчиком, блестящим теоретиком, отличным командиром. О ком из немецких асов у нас сказали хотя половину этих добрых слов? Между прочим, ряд деталей биографии Покрышкина я узнал из книги о Хартманне, хотя его собственные мемуары «Небо войны» сейчас лежат у меня на столе. Причем деталей, которыми следовало бы гордиться! Например, его упорством и настойчивостью, его колоссальной аналитической работой. По сути дела авторы называют Александра Покрышкина одним из творцов теории воздушной войны. Почему все это приходится узнавать из книги о немецком асе? Это ли не позор для наших историков!
Но это касается общего подхода к проблеме. Когда речь идет о каких-то частных вопросах, сомнения остаются. Уж слишком различным выглядит личный счет немецких асов и летчиков любых других стран. 352 самолета Хартманна и 60 самолетов Кожедуба, лучшего из летчиков-истребителей союзников, невольно наталкивают на разные мысли.
Сразу оговорюсь, что дальнейшее будет скорее рассуждениями вслух. Я не претендую на истину в последней инстанции. Скорее, я хочу предложить читателю «информацию к размышлению».
Прежде всего хочу указать на типовые ошибки советских историографов. Но кроме них часто приходится сталкиваться и с примерами подлогов и фальсификации, увы. Именно потому, что речь пойдет о типичных примерах, которые можно встретить не раз, не два и даже не десять, я не буду конкретизировать, где именно можно найти тот или иной ляп. Каждый читатель сталкивался с ними.
1. Эрих Хартманн совершил всего 800 боевых вылетов.
Хартманн за годы войны совершил около 1400 боевых вылетов. Цифра 800 – это количество воздушных боев. Между прочим, получается, что Хартманн ОДИН совершил в 2,5 раза больше вылетов, чем ВСЯ ЭСКАДРИЛЬЯ «Нормандия-Неман» вместе взятая. Это характеризует напряженность действий немецких пилотов на Восточном Фронте. В книге не раз подчеркивается: 3–4 вылета в день были нормой. А если Хартманн провел в 6 раз больше воздушных боев, чем Кожедуб, то почему он не может, соответственно, и сбить в 6 раз больше самолетов? Между прочим, другой кавалер Бриллиантов, Ханс-Ульрих Рудель за годы войны совершил более 2500 боевых вылетов.
2. Немцы фиксировали победы с помощью фотопулемета.
Требовались подтверждения свидетелей – пилотов, участвовавших в бою, или наземных наблюдателей. В этой книге вы увидите, как пилоты дожидались по неделе и больше подтверждения своих побед. Что же тогда делать с несчастными летчиками авианосной авиации? Какие там наземные наблюдатели? Они вообще за всю войну ни одного самолета не сбили.
3. Немцы фиксировали «попадания», а не «победы».
Здесь мы сталкиваемся с очередным вариантом недобросовестного кратного перевода. Немецкий – английский – русский. Здесь может запутаться и добросовестный переводчик, а для подлога вообще простор. Выражение «claim hit» не имеет ничего общего с выражением «claim victory». Первое употреблялось в бомбардировочной авиации, где редко можно было сказать более определенно. Пилоты-истребители им не пользовались. Они говорили только о победах или сбитых самолетах.
4. Хартманн имеет только 150 подтвержденных побед, остальные известны только с его слов.
Это, к сожалению, пример прямого подлога, потому что человек имел в своем распоряжении эту книгу, но предпочел прочитать ее по-своему и выкинуть все, что ему не понравилось. Сохранилась первая летная книжка Хартманна, в которой зафиксированы ПЕРВЫЕ 150 побед. Вторая пропала при его аресте. Мало ли, что ее видели, и заполнял ее штаб эскадры, а не Хартманн. Ну нет ее – и все! Как пакта Молотова-Риббентропа. А значит, с 13 декабря 1943 Эрих Хартманн не сбил ни одного самолета. Интересный вывод, не так ли?
5. Немецкие асы просто не могли сбивать столько самолетов за один вылет.
Очень даже могли. Прочитайте внимательнее описание атак Хартманна. Сначала наносится удар по группе истребителей прикрытия, потом по группе бомбардировщиков, а если повезет – то и по группе зачистки. То есть, за один заход ему на прицел поочередно попадали 6-10 самолетов. И сбивал он далеко не всех.
6. Нельзя парой выстрелов уничтожить наш самолет.
А кто сказал, что парой? Вот описание бегства из Крыма. Немцы вывозят в фюзеляжах своих истребителей техников и механиков, но при этом не снимают крыльевые контейнеры с 30-мм пушками. Долго ли продержится истребитель под огнем 3 пушек? Одновременно это показывает, до какой степени они презирали наши самолеты. Ведь ясно, что с 2 контейнерами под крыльями Ме-109 летал чуть лучше полена.
7. Немцы поочередно обстреливали один самолет и каждый записывал его на свой счет .
Просто без комментариев.
8. Немцы бросили на Восточный Фронт элитные истребительные части, чтобы захватить господство в воздухе .
Да не было у немцев элитных истребительных подразделений, кроме созданной в самом конце войны реактивной эскадрильи Галланда JV-44. Все остальные эскадры и группы были самыми обычными фронтовыми соединениями. Никаких там «Бубновых Тузов» и прочей ерунды. Просто у немцев многие соединения, кроме номера, имели еще и имя собственное. Так что все эти «Рихтгофены», «Грайфы», «Кондоры», «Иммельманы», даже «Грюн Херц» – это рядовые эскадры. Обратите внимание, сколько блестящих асов служило в заурядной безымянной JG-52.
Можно, конечно, копаться и дальше, но уж слишком противно. Не следует обвинять меня в апологетике фашизма и восхвалении врагов Советского Союза. Счет Хартманна и у меня вызывает сомнения, однако, мне кажется, не следует пытаться отрицать, что он был лучшим асом Второй Мировой.
Итак, кто же такой, Эрих Хартманн?
После прочтения этой книги становится ясно, что такой пилот, как Хартманн, да и вообще ни один из немецких асов в принципе не мог появиться в Советских ВВС. Настолько различными были тактические методы ведения боя, настолько разными были взгляды на свои обязанности, что любое сравнение будет некорректным с самого начала. Отсюда, по-моему, и возникает столь резкое неприятие их результатов, как следствие НЕЖЕЛАНИЯ РАЗБИРАТЬСЯ И ПОНИМАТЬ. Ну, а вдобавок все твердо знают, что советский слон самый сильный в мире. Отчасти наших историков можно понять. С мифами расставаться всегда трудно, приходится их выдирать из своей памяти с мясом и кровью.
Например, первый, совершенно парадоксальный вывод, возникающий после прочтения книги. Эрих Хартманн не провел ПОЧТИ НИ ОДНОГО воздушного боя. Столь милую сердцу наших пилотов воздушную карусель он отрицал принципиально. Набор высоты, пикирование на цель, немедленный уход. Сбил – сбил, не сбил – неважно. Бой прекращен! Если и будет новая атака, то лишь по этому же принципу. Сам Хартманн говорит, что по крайней мере 80 % сбитых им пилотов даже не подозревали об опасности. И уж подавно никакого мотания над полем боя, чтобы «прикрыть свои войска». Между прочим, однажды против этого восстал и Покрышкин. «Я не могу ловить бомбы своим самолетом. Перехватывать бомберы будем на подходе к полю боя». Перехватили, получилось. А после изобретательный пилот по шапке получил. Зато Хартманн только и занимался охотой. Так что, его 800 боев будет более справедливо назвать воздушными столкновениями, что ли.
И еще вспомните то нескрываемое раздражение, которое сквозит в мемуарах наших летчиков по поводу тактики немецких асов. Свободная охота! И никак ему бой не навяжешь! Такая беспомощность, очевидно, от того, что Як-3 был лучшим истребителем в мире. Недостатки наших лучших истребителей показали и авторы российского фильма «Истребители Восточного Фронта», недавно прошедшего на экранах. О предельном потолке в 3–3,5 км для наших истребителей пишет во всех своих книгах А. Яковлев, выдавая это за большой плюс. Но только после просмотра фильма я вспомнил постоянно мелькающую строчку воспоминаний самого Хартманна. «Мы подходили к району боя на высоте 5,5–6 км». Вот! То есть немцы в принципе получали право первого удара. Прямо на земле! Это определялось характеристиками самолетов и порочной советской тактикой. Какова цена такого преимущества, догадаться нетрудно.
Хартманн совершил 14 вынужденных посадок. Эта фраза мелькает в книге лишь один раз. Авторы любят своего героя, поэтому не нажимают на данном факте, но все-таки не пытаются его скрыть. Однако почитайте повнимательнее описания тех случаев, которые попали в эту книгу, например, бой с 8 «Мустангами». У Хартманна кончилось горючее, и он что? – пытается спасти самолет? Ничуть. Он только и выбирает случай, чтобы поаккуратнее выброситься с парашютом. У него не возникает даже мысли спасать самолет. Так что на получивших по 150 попаданий самолетах возвращались только наши летчики. Остальные резонно полагали, что жизнь дороже кучи железа. Вообще создается впечатление, что к факту вынужденной посадки немцы относились довольно буднично. Сломался автомобиль, и ладно, поменяем, поедем дальше. Вспомните 5 вынужденных посадок за один день Иоханнеса Визе. При том, что за этот же день он сбил 12 самолетов!
Однако, прямо скажем, что Хартманн не был безоглядным храбрецом. Во время боев над Румынией, когда JG-52 должна была прикрывать нефтяные вышки, он проявил разумную трусость, предпочтя иметь дело с истребителями сопровождения, а не с сомкнутым строем «Крепостей», ощетинившимся десятками пулеметов. И дело не в том, что он был специалистом по истребителям. Просто он в очередной раз трезво оценил, где выше шанс свернуть себе шею.
Мне могут сунуть под нос героическую сдачу в плен вместе с гражданскими беженцами. Да, имел место и такой факт, который потом сломал ему всю жизнь. 10 лет сталинских лагерей и полный крах позднее. Но и здесь имеется простейшее объяснение. На этот поступок Хартманна подтолкнуло не мужество, а наивность и невежество. Он просто не представлял, что такое «социалистическая законность», и вообще, о нравах коммунистов имел такое же представление, как о жизни на Марсе. Скорее всего, Хартманн считал, что его отлают хорошенько, продержат годик и выпнут на родину. Ха-ха-ха! Он, как всякий нормальный человек, просто не мог представить себе образ мышления и логику настоящих коммунистов. На Западном Фронте все обошлось бы благополучно. Но не на Восточном. И все последующие измышления авторов – это не более чем стремление выдать нужду за добродетель.
Вообще, из книги перед нами предстает взбалмошный, истеричный любитель выпить, чуждый всякой дисциплины. И не следует авторам винить недоброжелателей в послевоенном провале Хартманна. Даже явно благоволивший ему Каммхубер не рискнул давать лучшему асу минувшей войны генеральские погоны. Конечно, из советских лагерей невозможно выйти нормальным человеком, но и в годы войны несколько отличных пилотов не превратились в отличных командиров. Например, тот же Отто Киттель. Асов у немцев было много, а командиров – Галланд, Мёльдерс… Кто еще? Зато Эрих обладал несомненным талантом, правда никак не относящимся к военной сфере. Немецкий, китайский, английский, французский, русский – неплохо для мальчишки, который всерьез нигде и никогда не учился?
Но лучше об Эрихе Хартманне расскажет эта книга. До того, как я начал работать с ней, я полагал, что на счету Хартманна может быть около 150 самолетов. Сейчас я думаю, что он сбил более 250, цифра 352 все-таки кажется завышенной. Но это мое личное мнение, которое я не могу подтвердить никакими фактами. И точный результат Хартманна, видимо, так и не будет установлен. Единственный возможный путь – сличение данных летной книжки Хартманна с боевыми журналами частей, которые сражались против JG-52. Советскую историографию я отвергаю по определению. «Беспристрастный показ фактов уже сам по себе является пристрастным и для историка-марксиста неприемлем». Буржуазный объективизьм называется. А у нас, впрочем, классовый подход и анализ. После того, как из 90 выпущенных самоходок «Фердинанд» наши историки успешно сожгли более 3000, поверить им довольно трудно.
Данную книгу писали не марксисты, однако и к ней следует относиться с осторожностью. Например, все ли русские это – дегенеративного вида азиаты, как утверждают авторы? У меня вызывают сильнейшие сомнения и заявления о любви населения временно оккупированных территорий к немцам. Особенно их в Хатыни любят… Откровенное недоумение вызывают и упоминания о таинственных Лагг-5 и Лагг-9. Я только могу предположить, что речь идет об обычных Ла-5, хотя полной уверенности в этом нет. Одновременно это показывает и то, что западные издатели ничуть не лучше наших горе-книгошлепов эпохи дикого рынка. Гони репринт и не задумывайся. Впервые эта книга появилась в 60-х годах, но прошедшее время никак не сказалось на качестве подготовки текста. Сохранились все ошибки и очепятки. Впрочем, я надеюсь, что первая изданная у нас биография лучшего в мире летчика-истребителя будет полезной читателю, несмотря на некоторые минусы.
А. Больных
Глава 1
Масштаб героя
Мир – это постоянный заговор против смелого.
Генерал Дуглас Мак-Артур
Через восемь лет после окончания Второй Мировой войны истощенные немецкие солдаты в лагере Дегтярка на Урале почти не сохранили надежды на жизнь. Похороненные в глубинах России мстительным русским правительством, лишенные всех прав солдата и человека, наполовину забытые дома, они были совсем пропащими людьми. Их отношение к жизни редко поднималось выше стоической апатии в обычной тюремной действительности. Однако октябрьским утром 1953 пролетел слух о прибытии одного немецкого пленного, который возродил проблеск надежды.
Майор Эрих Хартманн имел особые душевные качества, которые снова смогли воспламенить сердца униженных и нуждающихся пленных. Это имя шепотом повторяли в бараках Дегтярки, его прибытие стало значительным событием. Самый лучший ас-истребитель всех времен, Эрих Хартманн получил Бриллианты к своему Рыцарскому Кресту Железного Креста, высшую награду Германии. Но это исключительное проявление героизма мало значило для пленных. Для них Хартманн был героем других, более долгих битв, которые он уже много лет вел с советской секретной полицией. Он был символом сопротивления.
Истинное его значение как человека и лидера раскрылось после его прибытия в Дегтярку. Все заключенные этого каторжного лагеря выбежали из бараков и прижались к проволоке, когда тюремный грузовик, подняв облако пыли, въезжал в ворота. Когда это облако рассеялось, вновь прибывшие начали выходить наружу под бдительным присмотром вооруженной охраны. Жилистый человек среднего роста с копной соломенных волос и пронзительными голубыми глазами стоял в группе оборванных пленников, одетый в такую же, как у всех бесформенную робу.
«Это он! – крикнул один из пленников, стоящих у колючей проволоки. – Это Хартманн!»
Грязная толпа за оградой разразилась приветственными криками. Они вопили и махали руками, как болельщики на футбольном матче. Белокурый мужчина улыбнулся и тоже помахал им рукой, вызвав новый припадок восторга. Разнервничавшиеся часовые поспешили загнать Хартманна и его товарищей за барьер из колючей проволоки. Вооруженные русские тоже слышали о Хартманне. Как и лишенные всего немецкие пленные в Дегтярке, они знали, что прибыл подлинный лидер, один из самых дорогих пленников Советского Союза, в то же время создавший и массу проблем.
Эрих Хартманн был образцом непримиримого сопротивления. Несколько раз это приводило его на грань смерти, когда он устраивал голодовки. И в прошлом году его сопротивление увенчалось прямым мятежом в Шахтах. Бывшие германские солдаты, названные военными преступниками, были превращены в рабов в русских угольных шахтах. Эрих Хартманн отказался работать, и это привело к мятежу в лагере, который потом воодушевлял всех немцев, находящихся в России.
Это была история особого рода. Такие любят заключенные, которые не могут бежать, чья жизненная энергия истощается ежедневным сопротивлением процессу дегуманизации. Русский комендант и охрана в Шахтах были смяты заключенными, и Хартманна освободили из одиночной камеры его товарищи. Он возглавил движение за улучшение невозможных условий жизни в лагере. Он хладнокровно разубедил многих немецких пленных от попыток бежать. Вместо этого Хартманн потребовал прибытия международной комиссии для обследования рабского лагеря в Шахтах.
Взбешенные русские не осмелились убить Хартманна, однако они бросили его в одиночку в другом лагере в Новочеркасске. Некоторые его товарищи по мятежу в Шахтах были отправлены в Дегтярку и принесли туда историю этого мятежа. Лагерь строго режима в Дегтярке жил по суровым законам, но все-таки заключенные сумели криками приветствовать Хартманна.
Расположенная на Урале вблизи Свердловска, Дегтярка имела блок специального режима, тюрьму внутри тюрьмы, где содержались важные немецкие пленные. Там находились 12 немецких генералов, представители знаменитых немецких фамилий и «военные преступники» вроде Эриха Хартманна. В глазах русских этот блондин, которому устроили такой шумный прием обитатели особого блока, не был солдатом, исполнявшим свой долг согласно законам своей страны и общим военным традициям и кодексам. Его неутомимое сопротивление советской секретной полиции привело к «осуждению» в качестве военного преступника шутовским советским судом.
Эрих Хартманн был передан русским в 1945 американским танковым подразделением, которому он сдался вместе со своей группой (Gruppe) из составе 52 истребительной эскадры Люфтваффе. Он постоянно отказывался работать на русских или сотрудничать с их марионетками из Восточной Германии. Его сопротивление продолжалось 6 лет, несмотря на угрозы, обман и попытки подкупа. Он даже отказался от крайне соблазнительного предложения немедленно вернуть его в Западную Германию к семье, если только он согласится стать советским шпионом. Через 6 лет Советы поняли, что Хартманн никогда не согласится сотрудничать с ними. Тогда его отдали под суд как военного преступника и осудили на 25 лет каторжных работ. В ответ он попросил расстрела.
Советское заключение – это долгое и ужасающее испытание человеческого характера. Буквально на каждом шагу немцы подвергались разъедающим душу унижениям, и многие сломались. Америка сегодня получила собственный опыт кошмаров подобного заключения, когда множество ее сынов были аналогичным образом превращены в «военных преступников» коммунистами-азиатами. Даже выглядевший несокрушимым Эрих Хартманн имел свой предел прочности. Те, кто провел в советских тюрьмах много лет единодушно утверждают, что любой человек имеет свой предел выносливости в подобных условиях.
Старшие генералы в России оказались не сильнее рядовых. А когда они ломались, это было еще более жалкое зрелище. Офицеры не показали никакого превосходства над рядовыми в борьбе с НКВД. Возраст, опыт, семейные традиции или образование – традиционные факторы, определяющие развитие характера и интеллекта – не давали почти никакой защиты от нравственного уничтожения. Тот, кто перенес эти страдания лучше и в течение более долгого периода, были людьми, которые черпали силу в одном или двух источниках.
Религия становилась для людей в русском плену крепким личным бастионом. Религиозный человек мог сопротивляться тюремщикам вне зависимости от природы его веры – осознанные убеждения или слепой фанатизм, это не имело значения. Так же могли сохранить внутреннюю целостность те, кто наслаждался абсолютной семейной гармонией, поэтому они непоколебимо верили в то, что дома, в семье их ждут. Эти люди отковали броню из своей любви. Эрих Хартманн принадлежал ко второй группе.
Его жена Урсула, или Уш, как он ее называл, была источником духовных и моральных сил, когда он находился в кандалах у Советов. Она была светом его души, когда черный занавес советской тюрьмы скрыл его от всего остального мира. Она никогда не подводила Эриха, всегда была частью него самого. Без нее он не выдержал бы 10 лет в советских тюрьмах, без нее он не возродился бы к новой жизни.
По общему признанию своих товарищей по плену Эрих Хартманн был не только самым сильным человеком, попавшим в лапы Советов. Он принадлежал к элитной группе подлинных лидеров. Когда Германия лежала в руинах, а все воинские кодексы были отброшены в сторону, немецкие пленные признавали только тех лидеров, которые сами выдвинулись из их среды. Обычно это были лучшие из лучших.
Звания и награды здесь не имели значения, так же как возраст и образование. Не проходили никакие хитрости и уловки. В русских тюрьмах сидели предатели-генералы и великолепные сержанты, несгибаемые рядовые стояли плечо к плечу с продажными офицерами. Однако те лидеры, которые проявили себя, относились к лучшим представителям германской нации с точки зрения характера, силы воли и выносливости.
Эриху Хартманну едва исполнилось 23 года, когда он попал в лапы русских. И он оказался на самой вершине, несмотря на свою молодость. Он смог сам выдержать все испытания и в течение 10 лет заключения в невыносимых условиях служил примером стойкости для своих соотечественников. Очень редко в древней истории и просто никогда в современной можно найти столь длительные попытки сломить героя. Поведение Хартманна в нечеловеческих условиях лучше подтверждает его героизм, чем все его награды.
Истоки силы Эриха Хартманна лежали вне досягаемости НКВД. Этими источниками служили его семья, воспитание в духе свободы, естественное мужество, усиленное неумирающей любовью прекрасной женщины – его жены. В Эрихе сочетались лучшие черты его родителей. Его отец был спокойный, благородный мужчина, достойный пример европейского доктора старых времен, которого отличали искренняя забота о ближнем и практическая мудрость, почти совершенно пропавшие у современных людей. Его мать, которая была жива, когда писалась эта книга, была в юности чутким экстравертом, веселой, энергичной, предприимчивой искательницей приключений.
Доктор Хартманн любил пофилософствовать за бокалом пива, отдыхая от дневных забот своей многотрудной профессии. А его непоседливая блондинка-жена летала на самолетах задолго до того как общественное мнение Германии решило, что это занятие тоже благопристойно для женщины. Готовность рискнуть и твердое осознание пределов допустимого – вот ключевые элементы того, что позволило Эриху Хартманну стал лучшим пилотом всех времен. И он прямо унаследовал эти черты от своих родителей. Такое счастливое наследство наложил ось на его собственные выдающиеся качества и дало в результате исключительный талант.
Его воля в преодолении препятствий была почти яростной. Его прямота мыслей и слов ошарашивала собеседника, превращала робких и колеблющихся в неколебимых. Он был несгибаемым индивидуалистом в эпоху массового подчинения и конформизма. Он был пилотом-истребителем до мозга костей не только в том смысле, что стал лучшим асом, но и по отношению к жизненным испытаниям.
Вилять вокруг чего-то было для него немыслимо, даже если от этого зависела его жизнь. Он был абсолютно непригоден к дипломатической службе с его привычкой рубить наотмашь, зато он был отличным спортсменом и приверженцем честной игры. Честный человек мог совершенно не бояться его. В эпоху, когда честная игра считается чем-то непонятным и даже анахроническим, Эрих был готов протянуть руку поверженному противнику, как это делали рыцари прежних времен.
В воздушных боях в качестве солдата он убил множество вражеских пилотов, однако в повседневной жизни он был просто не способен причинить кому-нибудь боль. Он не был религиозен в формальном смысле слова, хотя он восхищался и уважал немцев, которые претерпели такие мучения в России. Его религией была совесть, являвшаяся продолжением его сердца бойца. Как однажды заметил Джордж Бернард Шоу: «Есть определенный тип людей, которые считают, что некоторые вещи просто нельзя делать, независимо от того, чего это будет стоить. Таких людей можно назвать религиозными. Или вы можете назвать их джентльменами». Кодекс поведения Эриха Хартманна – его религия, можно сказать, – заключался в том, что он не мог делать то, что искренне считал неправильным. И он не желал делать то, что считал неправильным.
Этот образ мышления был следствием его черно-белого восприятия мира, которое почти не допускало полутонов. Он веровал в моральные принципы прошлого. Возможно, это привил ему отец. Он особенно остро чувствовал Истину, что принесло ему восхищение современных молодых немецких пилотов. В русских лагерях его духовные силы сосредоточились на создании идеального образа его возлюбленной Уш. Его убеждение, что дома все будет хорошо, мысленные картины, которые Эрих видел, тоже стали своего рода религией. Его вера в Уш никогда не поколебалась и была тысячекратно вознаграждена.
Был ли поэтому Эрих Хартманн замкнутым эгоцентристом, сосредоточенном только на самом себе и своей Уш? Конечно нет. В действительности у него даже не было необходимости попадать в русскую тюрьму. Перед самым концом войны генерал Шейдеманн приказал ему вылететь из Чехословакии в центральную Германию. Ему были приказано сдаться англичанам. Генерал Шейдеманн знал, что русские отомстят своему самому страшному воздушному противнику. Приказ лететь в безопасное место был последним приказом, полученным во время войны Хартманном от вышестоящего штаба.
Молодой светловолосый майор сознательно отказался выполнять этот приказ. Тысячи немецких гражданских беженцев – женщин, детей и стариков – сопровождали его группу. Большая их часть так или иначе была связана с его подчиненными. Для военного приказ – это все, он должен быть выполнен. Вместо этого Эрих поступил так, как по его мнению диктовал кодекс чести офицера и порядочного человека. Он остался с беззащитными беженцами. Это решение стоило ему десяти лет жизни.
Скромность была такой же неотъемлемой чертой этого человека, как его голубые глаза и русые волосы. Он не сообщил авторам о приказе генерала Шейдеманна за все 12 лет знакомства, которые предшествовали подготовке этой книги. Они узнали о приказе из других источников. Когда его прямо спросили об этом, Хартманн только усмехнулся.
Безжалостно жесткий к самому себе, он всегда мог найти в своем сердце оправдание товарищу, который не выдержал давления Советов. Каждый человек имеет свой предел прочности, кто-то ломается раньше, кто-то позже, так думал Эрих Хартманн. Когда психика его товарищей сдавала, не выдержав такого испытания как развод с женами, оставшимися в Германии, он старался вернуть им душевные силы. Он мог мягко говорить с ними или резким шлепком вернуть к действительности. Его крестный путь был его собственным. Другие люди могли следовать за ним, только если они сами добровольно делали такой же выбор.
Когда в 1955 канцлер Аденауэр добился его освобождения из русского плена, в России еще оставалось множество немецких пленных. Многие пленные были освобождены раньше него, и когда он вернулся в Западную
Германию к своим родным, это стало праздником для бывших пленных и их семей. На вокзале в Херлехсгаузене, где он впервые ступил на свободную землю, его встретили шум и радостное возбуждение. Ему сообщили, что планируется еще более пышная встреча в Штуттгарте, возле его родного городка Вель-им-Шёнбух. Ассоциация военнопленных организовала торжества, ожидалось прибытие важных персон.
Худой и изможденный Хартманн был явно потрясен. Затем он огорошил встречающих настоятельной просьбой не организовывать такого приема. Он не мог принимать участие в подобных праздненствах. Газетчики спросили его, почему он отказывается принимать самые сердечные приветствия от жителей Штуттгарта.
«Потому что русская точка зрения на жизнь отличается от нашей. Они вполне могут решить, прослышав о подобном праздненстве, больше не освобождать немецких пленных. Я знаю русских достаточно хорошо, чтобы опасаться подобного решения относительно моих соотечественников, оставшихся в плену в России.
Когда ВСЕ они вернутся домой, тогда мы и должны будем праздновать. А сейчас мы не имеем права успокаиваться, пока последний немецкий пленный не будет репатриирован из России».
Его 10-летняя схватка с русской секретной полицией обострила врожденную прямоту Эриха. Он не терпел уверток и если сталкивался к ошибками, заявлял об этом громко и прямо. Даже рейхсмаршал Геринг в то время, когда нацисты были у власти в Германии, не смог переубедить молодого аса Эриха Хартманна, который протестовал, решив, что Геринг действует неправильно.
В январе 1944 Эрих посетил свою мать, жившую недалеко от Ютеборга. В этот период ПВО рейха страдал скорее от нехватки пилотов, чем нехватки самолетов. Он сел на базу истребительной авиации возле Ютеборга, когда погода ухудшилась. Эриху было всего 22 года, но его поразила молодость пилотов, базировавшихся на этом аэродроме. Ему не нравилась молодость пилотов, приходивших в его эскадрилью на Восточном Фронте, но эти пилоты вообще выглядели старшеклассниками.
Когда он вернулся после визита к матери, то обнаружил, что его эскадрилья была отправлена в полет в скверную погоду. Ветер поднялся за несколько часов до того, как он сам сел на аэродроме. Задачей летчиков был перехват американских бомбардировщиков. Ограниченная тренировка и еще более скромный опыт привели к тому, что 10 молодых пилотов разбились, даже не встретив американские самолеты. Взбешенный Белокурый Рыцарь сел и написал личное послание рейхсмаршалу Герингу.
нБУЫФБВ ЗЕТПС
нЙТ - ЬФП РПУФПСООЩК ЪБЗПЧПТ РТПФЙЧ УНЕМПЗП. зЕОЕТБМ дХЗМБУ нБЛ-бТФХТ
юЕТЕЪ ЧПУЕНШ МЕФ РПУМЕ ПЛПОЮБОЙС чФПТПК нЙТПЧПК ЧПКОЩ ЙУФПЭЕООЩЕ ОЕНЕГЛЙЕ УПМДБФЩ Ч МБЗЕТЕ дЕЗФСТЛБ ОБ хТБМЕ РПЮФЙ ОЕ УПИТБОЙМЙ ОБДЕЦДЩ ОБ ЦЙЪОШ. рПИПТПОЕООЩЕ Ч ЗМХВЙОБИ тПУУЙЙ НУФЙФЕМШОЩН ТХУУЛЙН РТБЧЙФЕМШУФЧПН, МЙЫЕООЩЕ ЧУЕИ РТБЧ УПМДБФБ Й ЮЕМПЧЕЛБ, ОБРПМПЧЙОХ ЪБВЩФЩЕ ДПНБ, ПОЙ ВЩМЙ УПЧУЕН РТПРБЭЙНЙ МАДШНЙ. йИ ПФОПЫЕОЙЕ Л ЦЙЪОЙ ТЕДЛП РПДОЙНБМПУШ ЧЩЫЕ УФПЙЮЕУЛПК БРБФЙЙ Ч ПВЩЮОПК ФАТЕНОПК ДЕКУФЧЙФЕМШОПУФЙ. пДОБЛП ПЛФСВТШУЛЙН ХФТПН 1953 РТПМЕФЕМ УМХИ П РТЙВЩФЙЙ ПДОПЗП ОЕНЕГЛПЗП РМЕООПЗП, ЛПФПТЩК ЧПЪТПДЙМ РТПВМЕУЛ ОБДЕЦДЩ.
нБКПТ ьТЙИ иБТФНБОО ЙНЕМ ПУПВЩЕ ДХЫЕЧОЩЕ ЛБЮЕУФЧБ, ЛПФПТЩЕ УОПЧБ УНПЗМЙ ЧПУРМБНЕОЙФШ УЕТДГБ ХОЙЦЕООЩИ Й ОХЦДБАЭЙИУС РМЕООЩИ. ьФП ЙНС ЫЕРПФПН РПЧФПТСМЙ Ч ВБТБЛБИ дЕЗФСТЛЙ, ЕЗП РТЙВЩФЙЕ УФБМП ЪОБЮЙФЕМШОЩН УПВЩФЙЕН. уБНЩК МХЮЫЙК БУ-ЙУФТЕВЙФЕМШ ЧУЕИ ЧТЕНЕО, ьТЙИ иБТФНБОО РПМХЮЙМ вТЙММЙБОФЩ Л УЧПЕНХ тЩГБТУЛПНХ лТЕУФХ цЕМЕЪОПЗП лТЕУФБ, ЧЩУЫХА ОБЗТБДХ зЕТНБОЙЙ. оП ЬФП ЙУЛМАЮЙФЕМШОПЕ РТПСЧМЕОЙЕ ЗЕТПЙЪНБ НБМП ЪОБЮЙМП ДМС РМЕООЩИ. дМС ОЙИ иБТФНБОО ВЩМ ЗЕТПЕН ДТХЗЙИ, ВПМЕЕ ДПМЗЙИ ВЙФЧ, ЛПФПТЩЕ ПО ХЦЕ НОПЗП МЕФ ЧЕМ У УПЧЕФУЛПК УЕЛТЕФОПК РПМЙГЙЕК. пО ВЩМ УЙНЧПМПН УПРТПФЙЧМЕОЙС.
йУФЙООПЕ ЕЗП ЪОБЮЕОЙЕ ЛБЛ ЮЕМПЧЕЛБ Й МЙДЕТБ ТБУЛТЩМПУШ РПУМЕ ЕЗП РТЙВЩФЙС Ч дЕЗФСТЛХ. чУЕ ЪБЛМАЮЕООЩЕ ЬФПЗП ЛБФПТЦОПЗП МБЗЕТС ЧЩВЕЦБМЙ ЙЪ ВБТБЛПЧ Й РТЙЦБМЙУШ Л РТПЧПМПЛЕ, ЛПЗДБ ФАТЕНОЩК ЗТХЪПЧЙЛ, РПДОСЧ ПВМБЛП РЩМЙ, ЧЯЕЪЦБМ Ч ЧПТПФБ. лПЗДБ ЬФП ПВМБЛП ТБУУЕСМПУШ, ЧОПЧШ РТЙВЩЧЫЙЕ ОБЮБМЙ ЧЩИПДЙФШ ОБТХЦХ РПД ВДЙФЕМШОЩН РТЙУНПФТПН ЧППТХЦЕООПК ПИТБОЩ. цЙМЙУФЩК ЮЕМПЧЕЛ УТЕДОЕЗП ТПУФБ У ЛПРОПК УПМПНЕООЩИ ЧПМПУ Й РТПОЪЙФЕМШОЩНЙ ЗПМХВЩНЙ ЗМБЪБНЙ УФПСМ Ч ЗТХРРЕ ПВПТЧБООЩИ РМЕООЙЛПЧ, ПДЕФЩК Ч ФБЛХА ЦЕ, ЛБЛ Х ЧУЕИ ВЕУЖПТНЕООХА ТПВХ.
«ьФП ПО! - ЛТЙЛОХМ ПДЙО ЙЪ РМЕООЙЛПЧ, УФПСЭЙИ Х ЛПМАЮЕК РТПЧПМПЛЙ. - ьФП иБТФНБОО!»
зТСЪОБС ФПМРБ ЪБ ПЗТБДПК ТБЪТБЪЙМБУШ РТЙЧЕФУФЧЕООЩНЙ ЛТЙЛБНЙ. пОЙ ЧПРЙМЙ Й НБИБМЙ ТХЛБНЙ, ЛБЛ ВПМЕМШЭЙЛЙ ОБ ЖХФВПМШОПН НБФЮЕ. вЕМПЛХТЩК НХЦЮЙОБ ХМЩВОХМУС Й ФПЦЕ РПНБИБМ ЙН ТХЛПК, ЧЩЪЧБЧ ОПЧЩК РТЙРБДПЛ ЧПУФПТЗБ. тБЪОЕТЧОЙЮБЧЫЙЕУС ЮБУПЧЩЕ РПУРЕЫЙМЙ ЪБЗОБФШ иБТФНБООБ Й ЕЗП ФПЧБТЙЭЕК ЪБ ВБТШЕТ ЙЪ ЛПМАЮЕК РТПЧПМПЛЙ. чППТХЦЕООЩЕ ТХУУЛЙЕ ФПЦЕ УМЩЫБМЙ П иБТФНБООЕ. лБЛ Й МЙЫЕООЩЕ ЧУЕЗП ОЕНЕГЛЙЕ РМЕООЩЕ Ч дЕЗФСТЛЕ, ПОЙ ЪОБМЙ, ЮФП РТЙВЩМ РПДМЙООЩК МЙДЕТ, ПДЙО ЙЪ УБНЩИ ДПТПЗЙИ РМЕООЙЛПЧ уПЧЕФУЛПЗП уПАЪБ, Ч ФП ЦЕ ЧТЕНС УПЪДБЧЫЙК Й НБУУХ РТПВМЕН.
ьТЙИ иБТФНБОО ВЩМ ПВТБЪГПН ОЕРТЙНЙТЙНПЗП УПРТПФЙЧМЕОЙС. оЕУЛПМШЛП ТБЪ ЬФП РТЙЧПДЙМП ЕЗП ОБ ЗТБОШ УНЕТФЙ, ЛПЗДБ ПО ХУФТБЙЧБМ ЗПМПДПЧЛЙ. й Ч РТПЫМПН ЗПДХ ЕЗП УПРТПФЙЧМЕОЙЕ ХЧЕОЮБМПУШ РТСНЩН НСФЕЦПН Ч ыБИФБИ. вЩЧЫЙЕ ЗЕТНБОУЛЙЕ УПМДБФЩ, ОБЪЧБООЩЕ ЧПЕООЩНЙ РТЕУФХРОЙЛБНЙ, ВЩМЙ РТЕЧТБЭЕОЩ Ч ТБВПЧ Ч ТХУУЛЙИ ХЗПМШОЩИ ЫБИФБИ. ьТЙИ иБТФНБОО ПФЛБЪБМУС ТБВПФБФШ, Й ЬФП РТЙЧЕМП Л НСФЕЦХ Ч МБЗЕТЕ, ЛПФПТЩК РПФПН ЧППДХЫЕЧМСМ ЧУЕИ ОЕНГЕЧ, ОБИПДСЭЙИУС Ч тПУУЙЙ.
ьФП ВЩМБ ЙУФПТЙС ПУПВПЗП ТПДБ. фБЛЙЕ МАВСФ ЪБЛМАЮЕООЩЕ, ЛПФПТЩЕ ОЕ НПЗХФ ВЕЦБФШ, ЮШС ЦЙЪОЕООБС ЬОЕТЗЙС ЙУФПЭБЕФУС ЕЦЕДОЕЧОЩН УПРТПФЙЧМЕОЙЕН РТПГЕУУХ ДЕЗХНБОЙЪБГЙЙ. тХУУЛЙК ЛПНЕОДБОФ Й ПИТБОБ Ч ыБИФБИ ВЩМЙ УНСФЩ ЪБЛМАЮЕООЩНЙ, Й иБТФНБООБ ПУЧПВПДЙМЙ ЙЪ ПДЙОПЮОПК ЛБНЕТЩ ЕЗП ФПЧБТЙЭЙ. пО ЧПЪЗМБЧЙМ ДЧЙЦЕОЙЕ ЪБ ХМХЮЫЕОЙЕ ОЕЧПЪНПЦОЩИ ХУМПЧЙК ЦЙЪОЙ Ч МБЗЕТЕ. пО ИМБДОПЛТПЧОП ТБЪХВЕДЙМ НОПЗЙИ ОЕНЕГЛЙИ РМЕООЩИ ПФ РПРЩФПЛ ВЕЦБФШ. чНЕУФП ЬФПЗП иБТФНБОО РПФТЕВПЧБМ РТЙВЩФЙС НЕЦДХОБТПДОПК ЛПНЙУУЙЙ ДМС ПВУМЕДПЧБОЙС ТБВУЛПЗП МБЗЕТС Ч ыБИФБИ.
чЪВЕЫЕООЩЕ ТХУУЛЙЕ ОЕ ПУНЕМЙМЙУШ ХВЙФШ иБТФНБООБ, ПДОБЛП ПОЙ ВТПУЙМЙ ЕЗП Ч ПДЙОПЮЛХ Ч ДТХЗПН МБЗЕТЕ Ч оПЧПЮЕТЛБУУЛЕ. оЕЛПФПТЩЕ ЕЗП ФПЧБТЙЭЙ РП НСФЕЦХ Ч ыБИФБИ ВЩМЙ ПФРТБЧМЕОЩ Ч дЕЗФСТЛХ Й РТЙОЕУМЙ ФХДБ ЙУФПТЙА ЬФПЗП НСФЕЦБ. мБЗЕТШ УФТПЗП ТЕЦЙНБ Ч дЕЗФСТЛЕ ЦЙМ РП УХТПЧЩН ЪБЛПОБН, ОП ЧУЕ-ФБЛЙ ЪБЛМАЮЕООЩЕ УХНЕМЙ ЛТЙЛБНЙ РТЙЧЕФУФЧПЧБФШ иБТФНБООБ.
тБУРПМПЦЕООБС ОБ хТБМЕ ЧВМЙЪЙ уЧЕТДМПЧУЛБ, дЕЗФСТЛБ ЙНЕМБ ВМПЛ УРЕГЙБМШОПЗП ТЕЦЙНБ, ФАТШНХ ЧОХФТЙ ФАТШНЩ, ЗДЕ УПДЕТЦБМЙУШ ЧБЦОЩЕ ОЕНЕГЛЙЕ РМЕООЩЕ. фБН ОБИПДЙМЙУШ 12 ОЕНЕГЛЙИ ЗЕОЕТБМПЧ, РТЕДУФБЧЙФЕМЙ ЪОБНЕОЙФЩИ ОЕНЕГЛЙИ ЖБНЙМЙК Й «ЧПЕООЩЕ РТЕУФХРОЙЛЙ» ЧТПДЕ ьТЙИБ иБТФНБООБ. ч ЗМБЪБИ ТХУУЛЙИ ЬФПФ ВМПОДЙО, ЛПФПТПНХ ХУФТПЙМЙ ФБЛПК ЫХНОЩК РТЙЕН ПВЙФБФЕМЙ ПУПВПЗП ВМПЛБ, ОЕ ВЩМ УПМДБФПН, ЙУРПМОСЧЫЙН УЧПК ДПМЗ УПЗМБУОП ЪБЛПОБН УЧПЕК УФТБОЩ Й ПВЭЙН ЧПЕООЩН ФТБДЙГЙСН Й ЛПДЕЛУБН. еЗП ОЕХФПНЙНПЕ УПРТПФЙЧМЕОЙЕ УПЧЕФУЛПК УЕЛТЕФОПК РПМЙГЙЙ РТЙЧЕМП Л «ПУХЦДЕОЙА» Ч ЛБЮЕУФЧЕ ЧПЕООПЗП РТЕУФХРОЙЛБ ЫХФПЧУЛЙН УПЧЕФУЛЙН УХДПН.
ьТЙИ иБТФНБОО ВЩМ РЕТЕДБО ТХУУЛЙН Ч 1945 БНЕТЙЛБОУЛЙН ФБОЛПЧЩН РПДТБЪДЕМЕОЙЕН, ЛПФПТПНХ ПО УДБМУС ЧНЕУФЕ УП УЧПЕК ЗТХРРПК (Gruppe) ЙЪ УПУФБЧЕ 52 ЙУФТЕВЙФЕМШОПК ЬУЛБДТЩ мАЖФЧБЖЖЕ. пО РПУФПСООП ПФЛБЪЩЧБМУС ТБВПФБФШ ОБ ТХУУЛЙИ ЙМЙ УПФТХДОЙЮБФШ У ЙИ НБТЙПОЕФЛБНЙ ЙЪ чПУФПЮОПК зЕТНБОЙЙ. еЗП УПРТПФЙЧМЕОЙЕ РТПДПМЦБМПУШ 6 МЕФ, ОЕУНПФТС ОБ ХЗТПЪЩ, ПВНБО Й РПРЩФЛЙ РПДЛХРБ. пО ДБЦЕ ПФЛБЪБМУС ПФ ЛТБКОЕ УПВМБЪОЙФЕМШОПЗП РТЕДМПЦЕОЙС ОЕНЕДМЕООП ЧЕТОХФШ ЕЗП Ч ъБРБДОХА зЕТНБОЙА Л УЕНШЕ, ЕУМЙ ФПМШЛП ПО УПЗМБУЙФУС УФБФШ УПЧЕФУЛЙН ЫРЙПОПН. юЕТЕЪ 6 МЕФ уПЧЕФЩ РПОСМЙ, ЮФП иБТФНБОО ОЙЛПЗДБ ОЕ УПЗМБУЙФУС УПФТХДОЙЮБФШ У ОЙНЙ. фПЗДБ ЕЗП ПФДБМЙ РПД УХД ЛБЛ ЧПЕООПЗП РТЕУФХРОЙЛБ Й ПУХДЙМЙ ОБ 25 МЕФ ЛБФПТЦОЩИ ТБВПФ. ч ПФЧЕФ ПО РПРТПУЙМ ТБУУФТЕМБ.
уПЧЕФУЛПЕ ЪБЛМАЮЕОЙЕ - ЬФП ДПМЗПЕ Й ХЦБУБАЭЕЕ ЙУРЩФБОЙЕ ЮЕМПЧЕЮЕУЛПЗП ИБТБЛФЕТБ. вХЛЧБМШОП ОБ ЛБЦДПН ЫБЗХ ОЕНГЩ РПДЧЕТЗБМЙУШ ТБЪЯЕДБАЭЙН ДХЫХ ХОЙЦЕОЙСН, Й НОПЗЙЕ УМПНБМЙУШ. бНЕТЙЛБ УЕЗПДОС РПМХЮЙМБ УПВУФЧЕООЩК ПРЩФ ЛПЫНБТПЧ РПДПВОПЗП ЪБЛМАЮЕОЙС, ЛПЗДБ НОПЦЕУФЧП ЕЕ УЩОПЧ ВЩМЙ БОБМПЗЙЮОЩН ПВТБЪПН РТЕЧТБЭЕОЩ Ч «ЧПЕООЩИ РТЕУФХРОЙЛПЧ» ЛПННХОЙУФБНЙ-БЪЙБФБНЙ. дБЦЕ ЧЩЗМСДЕЧЫЙК ОЕУПЛТХЫЙНЩН ьТЙИ иБТФНБОО ЙНЕМ УЧПК РТЕДЕМ РТПЮОПУФЙ. фЕ, ЛФП РТПЧЕМ Ч УПЧЕФУЛЙИ ФАТШНБИ НОПЗП МЕФ ЕДЙОПДХЫОП ХФЧЕТЦДБАФ, ЮФП МАВПК ЮЕМПЧЕЛ ЙНЕЕФ УЧПК РТЕДЕМ ЧЩОПУМЙЧПУФЙ Ч РПДПВОЩИ ХУМПЧЙСИ.
уФБТЫЙЕ ЗЕОЕТБМЩ Ч тПУУЙЙ ПЛБЪБМЙУШ ОЕ УЙМШОЕЕ ТСДПЧЩИ. б ЛПЗДБ ПОЙ МПНБМЙУШ, ЬФП ВЩМП ЕЭЕ ВПМЕЕ ЦБМЛПЕ ЪТЕМЙЭЕ. пЖЙГЕТЩ ОЕ РПЛБЪБМЙ ОЙЛБЛПЗП РТЕЧПУИПДУФЧБ ОБД ТСДПЧЩНЙ Ч ВПТШВЕ У олчд. чПЪТБУФ, ПРЩФ, УЕНЕКОЩЕ ФТБДЙГЙЙ ЙМЙ ПВТБЪПЧБОЙЕ - ФТБДЙГЙПООЩЕ ЖБЛФПТЩ, ПРТЕДЕМСАЭЙЕ ТБЪЧЙФЙЕ ИБТБЛФЕТБ Й ЙОФЕММЕЛФБ - ОЕ ДБЧБМЙ РПЮФЙ ОЙЛБЛПК ЪБЭЙФЩ ПФ ОТБЧУФЧЕООПЗП ХОЙЮФПЦЕОЙС. фПФ, ЛФП РЕТЕОЕУ ЬФЙ УФТБДБОЙС МХЮЫЕ Й Ч ФЕЮЕОЙЕ ВПМЕЕ ДПМЗПЗП РЕТЙПДБ, ВЩМЙ МАДШНЙ, ЛПФПТЩЕ ЮЕТРБМЙ УЙМХ Ч ПДОПН ЙМЙ ДЧХИ ЙУФПЮОЙЛБИ.
тЕМЙЗЙС УФБОПЧЙМБУШ ДМС МАДЕК Ч ТХУУЛПН РМЕОХ ЛТЕРЛЙН МЙЮОЩН ВБУФЙПОПН. тЕМЙЗЙПЪОЩК ЮЕМПЧЕЛ НПЗ УПРТПФЙЧМСФШУС ФАТЕНЭЙЛБН ЧОЕ ЪБЧЙУЙНПУФЙ ПФ РТЙТПДЩ ЕЗП ЧЕТЩ - ПУПЪОБООЩЕ ХВЕЦДЕОЙС ЙМЙ УМЕРПК ЖБОБФЙЪН, ЬФП ОЕ ЙНЕМП ЪОБЮЕОЙС. фБЛ ЦЕ НПЗМЙ УПИТБОЙФШ ЧОХФТЕООАА ГЕМПУФОПУФШ ФЕ, ЛФП ОБУМБЦДБМУС БВУПМАФОПК УЕНЕКОПК ЗБТНПОЙЕК, РПЬФПНХ ПОЙ ОЕРПЛПМЕВЙНП ЧЕТЙМЙ Ч ФП, ЮФП ДПНБ, Ч УЕНШЕ ЙИ ЦДХФ. ьФЙ МАДЙ ПФЛПЧБМЙ ВТПОА ЙЪ УЧПЕК МАВЧЙ. ьТЙИ иБТФНБОО РТЙОБДМЕЦБМ ЛП ЧФПТПК ЗТХРРЕ.
еЗП ЦЕОБ хТУХМБ, ЙМЙ хЫ, ЛБЛ ПО ЕЕ ОБЪЩЧБМ, ВЩМБ ЙУФПЮОЙЛПН ДХИПЧОЩИ Й НПТБМШОЩИ УЙМ, ЛПЗДБ ПО ОБИПДЙМУС Ч ЛБОДБМБИ Х уПЧЕФПЧ. пОБ ВЩМБ УЧЕФПН ЕЗП ДХЫЙ, ЛПЗДБ ЮЕТОЩК ЪБОБЧЕУ УПЧЕФУЛПК ФАТШНЩ УЛТЩМ ЕЗП ПФ ЧУЕЗП ПУФБМШОПЗП НЙТБ. пОБ ОЙЛПЗДБ ОЕ РПДЧПДЙМБ ьТЙИБ, ЧУЕЗДБ ВЩМБ ЮБУФША ОЕЗП УБНПЗП. вЕЪ ОЕЕ ПО ОЕ ЧЩДЕТЦБМ ВЩ 10 МЕФ Ч УПЧЕФУЛЙИ ФАТШНБИ, ВЕЪ ОЕЕ ПО ОЕ ЧПЪТПДЙМУС ВЩ Л ОПЧПК ЦЙЪОЙ.
рП ПВЭЕНХ РТЙЪОБОЙА УЧПЙИ ФПЧБТЙЭЕК РП РМЕОХ ьТЙИ иБТФНБОО ВЩМ ОЕ ФПМШЛП УБНЩН УЙМШОЩН ЮЕМПЧЕЛПН, РПРБЧЫЙН Ч МБРЩ уПЧЕФПЧ. пО РТЙОБДМЕЦБМ Л ЬМЙФОПК ЗТХРРЕ РПДМЙООЩИ МЙДЕТПЧ. лПЗДБ зЕТНБОЙС МЕЦБМБ Ч ТХЙОБИ, Б ЧУЕ ЧПЙОУЛЙЕ ЛПДЕЛУЩ ВЩМЙ ПФВТПЫЕОЩ Ч УФПТПОХ, ОЕНЕГЛЙЕ РМЕООЩЕ РТЙЪОБЧБМЙ ФПМШЛП ФЕИ МЙДЕТПЧ, ЛПФПТЩЕ УБНЙ ЧЩДЧЙОХМЙУШ ЙЪ ЙИ УТЕДЩ. пВЩЮОП ЬФП ВЩМЙ МХЮЫЙЕ ЙЪ МХЮЫЙИ.
ъЧБОЙС Й ОБЗТБДЩ ЪДЕУШ ОЕ ЙНЕМЙ ЪОБЮЕОЙС, ФБЛ ЦЕ ЛБЛ ЧПЪТБУФ Й ПВТБЪПЧБОЙЕ. оЕ РТПИПДЙМЙ ОЙЛБЛЙЕ ИЙФТПУФЙ Й ХМПЧЛЙ. ч ТХУУЛЙИ ФАТШНБИ УЙДЕМЙ РТЕДБФЕМЙ-ЗЕОЕТБМЩ Й ЧЕМЙЛПМЕРОЩЕ УЕТЦБОФЩ, ОЕУЗЙВБЕНЩЕ ТСДПЧЩЕ УФПСМЙ РМЕЮП Л РМЕЮХ У РТПДБЦОЩНЙ ПЖЙГЕТБНЙ. пДОБЛП ФЕ МЙДЕТЩ, ЛПФПТЩЕ РТПСЧЙМЙ УЕВС, ПФОПУЙМЙУШ Л МХЮЫЙН РТЕДУФБЧЙФЕМСН ЗЕТНБОУЛПК ОБГЙЙ У ФПЮЛЙ ЪТЕОЙС ИБТБЛФЕТБ, УЙМЩ ЧПМЙ Й ЧЩОПУМЙЧПУФЙ.
ьТЙИХ иБТФНБООХ ЕДЧБ ЙУРПМОЙМПУШ 23 ЗПДБ, ЛПЗДБ ПО РПРБМ Ч МБРЩ ТХУУЛЙИ. й ПО ПЛБЪБМУС ОБ УБНПК ЧЕТЫЙОЕ, ОЕУНПФТС ОБ УЧПА НПМПДПУФШ. пО УНПЗ УБН ЧЩДЕТЦБФШ ЧУЕ ЙУРЩФБОЙС Й Ч ФЕЮЕОЙЕ 10 МЕФ ЪБЛМАЮЕОЙС Ч ОЕЧЩОПУЙНЩИ ХУМПЧЙСИ УМХЦЙМ РТЙНЕТПН УФПКЛПУФЙ ДМС УЧПЙИ УППФЕЮЕУФЧЕООЙЛПЧ. пЮЕОШ ТЕДЛП Ч ДТЕЧОЕК ЙУФПТЙЙ Й РТПУФП ОЙЛПЗДБ Ч УПЧТЕНЕООПК НПЦОП ОБКФЙ УФПМШ ДМЙФЕМШОЩЕ РПРЩФЛЙ УМПНЙФШ ЗЕТПС. рПЧЕДЕОЙЕ иБТФНБООБ Ч ОЕЮЕМПЧЕЮЕУЛЙИ ХУМПЧЙСИ МХЮЫЕ РПДФЧЕТЦДБЕФ ЕЗП ЗЕТПЙЪН, ЮЕН ЧУЕ ЕЗП ОБЗТБДЩ.
йУФПЛЙ УЙМЩ ьТЙИБ иБТФНБООБ МЕЦБМЙ ЧОЕ ДПУСЗБЕНПУФЙ олчд. ьФЙНЙ ЙУФПЮОЙЛБНЙ УМХЦЙМЙ ЕЗП УЕНШС, ЧПУРЙФБОЙЕ Ч ДХИЕ УЧПВПДЩ, ЕУФЕУФЧЕООПЕ НХЦЕУФЧП, ХУЙМЕООПЕ ОЕХНЙТБАЭЕК МАВПЧША РТЕЛТБУОПК ЦЕОЭЙОЩ - ЕЗП ЦЕОЩ. ч ьТЙИЕ УПЮЕФБМЙУШ МХЮЫЙЕ ЮЕТФЩ ЕЗП ТПДЙФЕМЕК. еЗП ПФЕГ ВЩМ УРПЛПКОЩК, ВМБЗПТПДОЩК НХЦЮЙОБ, ДПУФПКОЩК РТЙНЕТ ЕЧТПРЕКУЛПЗП ДПЛФПТБ УФБТЩИ ЧТЕНЕО, ЛПФПТПЗП ПФМЙЮБМЙ ЙУЛТЕООСС ЪБВПФБ П ВМЙЦОЕН Й РТБЛФЙЮЕУЛБС НХДТПУФШ, РПЮФЙ УПЧЕТЫЕООП РТПРБЧЫЙЕ Х УПЧТЕНЕООЩИ МАДЕК. еЗП НБФШ, ЛПФПТБС ВЩМБ ЦЙЧБ, ЛПЗДБ РЙУБМБУШ ЬФБ ЛОЙЗБ, ВЩМБ Ч АОПУФЙ ЮХФЛЙН ЬЛУФТБЧЕТФПН, ЧЕУЕМПК, ЬОЕТЗЙЮОПК, РТЕДРТЙЙНЮЙЧПК ЙУЛБФЕМШОЙГЕК РТЙЛМАЮЕОЙК.
дПЛФПТ иБТФНБОО МАВЙМ РПЖЙМПУПЖУФЧПЧБФШ ЪБ ВПЛБМПН РЙЧБ, ПФДЩИБС ПФ ДОЕЧОЩИ ЪБВПФ УЧПЕК НОПЗПФТХДОПК РТПЖЕУУЙЙ. б ЕЗП ОЕРПУЕДМЙЧБС ВМПОДЙОЛБ-ЦЕОБ МЕФБМБ ОБ УБНПМЕФБИ ЪБДПМЗП ДП ФПЗП ЛБЛ ПВЭЕУФЧЕООПЕ НОЕОЙЕ зЕТНБОЙЙ ТЕЫЙМП, ЮФП ЬФП ЪБОСФЙЕ ФПЦЕ ВМБЗПРТЙУФПКОП ДМС ЦЕОЭЙОЩ. зПФПЧОПУФШ ТЙУЛОХФШ Й ФЧЕТДПЕ ПУПЪОБОЙЕ РТЕДЕМПЧ ДПРХУФЙНПЗП - ЧПФ ЛМАЮЕЧЩЕ ЬМЕНЕОФЩ ФПЗП, ЮФП РПЪЧПМЙМП ьТЙИХ иБТФНБООХ УФБМ МХЮЫЙН РЙМПФПН ЧУЕИ ЧТЕНЕО. й ПО РТСНП ХОБУМЕДПЧБМ ЬФЙ ЮЕТФЩ ПФ УЧПЙИ ТПДЙФЕМЕК. фБЛПЕ УЮБУФМЙЧПЕ ОБУМЕДУФЧП ОБМПЦЙМ ПУШ ОБ ЕЗП УПВУФЧЕООЩЕ ЧЩДБАЭЙЕУС ЛБЮЕУФЧБ Й ДБМП Ч ТЕЪХМШФБФЕ ЙУЛМАЮЙФЕМШОЩК ФБМБОФ.
еЗП ЧПМС Ч РТЕПДПМЕОЙЙ РТЕРСФУФЧЙК ВЩМБ РПЮФЙ СТПУФОПК. еЗП РТСНПФБ НЩУМЕК Й УМПЧ ПЫБТБЫЙЧБМБ УПВЕУЕДОЙЛБ, РТЕЧТБЭБМБ ТПВЛЙИ Й ЛПМЕВМАЭЙИУС Ч ОЕЛПМЕВЙНЩИ. пО ВЩМ ОЕУЗЙВБЕНЩН ЙОДЙЧЙДХБМЙУФПН Ч ЬРПИХ НБУУПЧПЗП РПДЮЙОЕОЙС Й ЛПОЖПТНЙЪНБ. пО ВЩМ РЙМПФПН-ЙУФТЕВЙФЕМЕН ДП НПЪЗБ ЛПУФЕК ОЕ ФПМШЛП Ч ФПН УНЩУМЕ, ЮФП УФБМ МХЮЫЙН БУПН, ОП Й РП ПФОПЫЕОЙА Л ЦЙЪОЕООЩН ЙУРЩФБОЙСН.
чЙМСФШ ЧПЛТХЗ ЮЕЗП-ФП ВЩМП ДМС ОЕЗП ОЕНЩУМЙНП, ДБЦЕ ЕУМЙ ПФ ЬФПЗП ЪБЧЙУЕМБ ЕЗП ЦЙЪОШ. пО ВЩМ БВУПМАФОП ОЕРТЙЗПДЕО Л ДЙРМПНБФЙЮЕУЛПК УМХЦВЕ У ЕЗП РТЙЧЩЮЛПК ТХВЙФШ ОБПФНБЫШ, ЪБФП ПО ВЩМ ПФМЙЮОЩН УРПТФУНЕОПН Й РТЙЧЕТЦЕОГЕН ЮЕУФОПК ЙЗТЩ. юЕУФОЩК ЮЕМПЧЕЛ НПЗ УПЧЕТЫЕООП ОЕ ВПСФШУС ЕЗП. ч ЬРПИХ, ЛПЗДБ ЮЕУФОБС ЙЗТБ УЮЙФБЕФУС ЮЕН-ФП ОЕРПОСФОЩН Й ДБЦЕ БОБИТПОЙЮЕУЛЙН, ьТЙИ ВЩМ ЗПФПЧ РТПФСОХФШ ТХЛХ РПЧЕТЦЕООПНХ РТПФЙЧОЙЛХ, ЛБЛ ЬФП ДЕМБМЙ ТЩГБТЙ РТЕЦОЙИ ЧТЕНЕО.
ч ЧПЪДХЫОЩИ ВПСИ Ч ЛБЮЕУФЧЕ УПМДБФБ ПО ХВЙМ НОПЦЕУФЧП ЧТБЦЕУЛЙИ РЙМПФПЧ, ПДОБЛП Ч РПЧУЕДОЕЧОПК ЦЙЪОЙ ПО ВЩМ РТПУФП ОЕ УРПУПВЕО РТЙЮЙОЙФШ ЛПНХ-ОЙВХДШ ВПМШ. пО ОЕ ВЩМ ТЕМЙЗЙПЪЕО Ч ЖПТНБМШОПН УНЩУМЕ УМПЧБ, ИПФС ПО ЧПУИЙЭБМУС Й ХЧБЦБМ ОЕНГЕЧ, ЛПФПТЩЕ РТЕФЕТРЕМЙ ФБЛЙЕ НХЮЕОЙС Ч тПУУЙЙ. еЗП ТЕМЙЗЙЕК ВЩМБ УПЧЕУФШ, СЧМСЧЫБСУС РТПДПМЦЕОЙЕН ЕЗП УЕТДГБ ВПКГБ. лБЛ ПДОБЦДЩ ЪБНЕФЙМ дЦПТДЦ вЕТОБТД ыПХ: «еУФШ ПРТЕДЕМЕООЩК ФЙР МАДЕК, ЛПФПТЩЕ УЮЙФБАФ, ЮФП ОЕЛПФПТЩЕ ЧЕЭЙ РТПУФП ОЕМШЪС ДЕМБФШ, ОЕЪБЧЙУЙНП ПФ ФПЗП, ЮЕЗП ЬФП ВХДЕФ УФПЙФШ. фБЛЙИ МАДЕК НПЦОП ОБЪЧБФШ ТЕМЙЗЙПЪОЩНЙ. йМЙ ЧЩ НПЦЕФЕ ОБЪЧБФШ ЙИ ДЦЕОФМШНЕОБНЙ». лПДЕЛУ РПЧЕДЕОЙС ьТЙИБ иБТФНБООБ - ЕЗП ТЕМЙЗЙС, НПЦОП УЛБЪБФШ, - ЪБЛМАЮБМУС Ч ФПН, ЮФП ПО ОЕ НПЗ ДЕМБФШ ФП, ЮФП ЙУЛТЕООЕ УЮЙФБМ ОЕРТБЧЙМШОЩН. й ПО ОЕ ЦЕМБМ ДЕМБФШ ФП, ЮФП УЮЙФБМ ОЕРТБЧЙМШОЩН.
ьФПФ ПВТБЪ НЩЫМЕОЙС ВЩМ УМЕДУФЧЙЕН ЕЗП ЮЕТОП-ВЕМПЗП ЧПУРТЙСФЙС НЙТБ, ЛПФПТПЕ РПЮФЙ ОЕ ДПРХУЛБМП РПМХФПОПЧ. пО ЧЕТПЧБМ Ч НПТБМШОЩЕ РТЙОГЙРЩ РТПЫМПЗП. чПЪНПЦОП, ЬФП РТЙЧЙМ ЕНХ ПФЕГ. пО ПУПВЕООП ПУФТП ЮХЧУФЧПЧБМ йУФЙОХ, ЮФП РТЙОЕУМП ЕНХ ЧПУИЙЭЕОЙЕ УПЧТЕНЕООЩИ НПМПДЩИ ОЕНЕГЛЙИ РЙМПФПЧ. ч ТХУУЛЙИ МБЗЕТСИ ЕЗП ДХИПЧОЩЕ УЙМЩ УПУТЕДПФПЮЙМЙУШ ОБ УПЪДБОЙЙ ЙДЕБМШОПЗП ПВТБЪБ ЕЗП ЧПЪМАВМЕООПК хЫ. еЗП ХВЕЦДЕОЙЕ, ЮФП ДПНБ ЧУЕ ВХДЕФ ИПТПЫП, НЩУМЕООЩЕ ЛБТФЙОЩ, ЛПФПТЩЕ ьТЙИ ЧЙДЕМ, ФПЦЕ УФБМЙ УЧПЕЗП ТПДБ ТЕМЙЗЙЕК. еЗП ЧЕТБ Ч хЫ ОЙЛПЗДБ ОЕ РПЛПМЕВБМБУШ Й ВЩМБ ФЩУСЮЕЛТБФОП ЧПЪОБЗТБЦДЕОБ.
вЩМ МЙ РПЬФПНХ ьТЙИ иБТФНБОО ЪБНЛОХФЩН ЬЗПГЕОФТЙУФПН, УПУТЕДПФПЮЕООПН ФПМШЛП ОБ УБНПН УЕВЕ Й УЧПЕК хЫ? лПОЕЮОП ОЕФ. ч ДЕКУФЧЙФЕМШОПУФЙ Х ОЕЗП ДБЦЕ ОЕ ВЩМП ОЕПВИПДЙНПУФЙ РПРБДБФШ Ч ТХУУЛХА ФАТШНХ. рЕТЕД УБНЩН ЛПОГПН ЧПКОЩ ЗЕОЕТБМ ыЕКДЕНБОО РТЙЛБЪБМ ЕНХ ЧЩМЕФЕФШ ЙЪ юЕИПУМПЧБЛЙЙ Ч ГЕОФТБМШОХА зЕТНБОЙА. еНХ ВЩМЙ РТЙЛБЪБОП УДБФШУС БОЗМЙЮБОБН. зЕОЕТБМ ыЕКДЕНБОО ЪОБМ, ЮФП ТХУУЛЙЕ ПФПНУФСФ УЧПЕНХ УБНПНХ УФТБЫОПНХ ЧПЪДХЫОПНХ РТПФЙЧОЙЛХ. рТЙЛБЪ МЕФЕФШ Ч ВЕЪПРБУОПЕ НЕУФП ВЩМ РПУМЕДОЙН РТЙЛБЪПН, РПМХЮЕООЩН ЧП ЧТЕНС ЧПКОЩ иБТФНБООПН ПФ ЧЩЫЕУФПСЭЕЗП ЫФБВБ.
нПМПДПК УЧЕФМПЧПМПУЩК НБКПТ УПЪОБФЕМШОП ПФЛБЪБМУС ЧЩРПМОСФШ ЬФПФ РТЙЛБЪ. фЩУСЮЙ ОЕНЕГЛЙИ ЗТБЦДБОУЛЙИ ВЕЦЕОГЕЧ - ЦЕОЭЙО, ДЕФЕК Й УФБТЙЛПЧ - УПРТПЧПЦДБМЙ ЕЗП ЗТХРРХ. вПМШЫБС ЙИ ЮБУФШ ФБЛ ЙМЙ ЙОБЮЕ ВЩМБ УЧСЪБОБ У ЕЗП РПДЮЙОЕООЩНЙ. дМС ЧПЕООПЗП РТЙЛБЪ - ЬФП ЧУЕ, ПО ДПМЦЕО ВЩФШ ЧЩРПМОЕО. чНЕУФП ЬФПЗП ьТЙИ РПУФХРЙМ ФБЛ, ЛБЛ РП ЕЗП НОЕОЙА ДЙЛФПЧБМ ЛПДЕЛУ ЮЕУФЙ ПЖЙГЕТБ Й РПТСДПЮОПЗП ЮЕМПЧЕЛБ. пО ПУФБМУС У ВЕЪЪБЭЙФОЩНЙ ВЕЦЕОГБНЙ. ьФП ТЕЫЕОЙЕ УФПЙМП ЕНХ ДЕУСФЙ МЕФ ЦЙЪОЙ.
уЛТПНОПУФШ ВЩМБ ФБЛПК ЦЕ ОЕПФЯЕНМЕНПК ЮЕТФПК ЬФПЗП ЮЕМПЧЕЛБ, ЛБЛ ЕЗП ЗПМХВЩЕ ЗМБЪБ Й ТХУЩЕ ЧПМПУЩ. пО ОЕ УППВЭЙМ БЧФПТБН П РТЙЛБЪЕ ЗЕОЕТБМБ ыЕКДЕНБООБ ЪБ ЧУЕ 12 МЕФ ЪОБЛПНУФЧБ, ЛПФПТЩЕ РТЕДЫЕУФЧПЧБМЙ РПДЗПФПЧЛЕ ЬФПК ЛОЙЗЙ. пОЙ ХЪОБМЙ П РТЙЛБЪЕ ЙЪ ДТХЗЙИ ЙУФПЮОЙЛПЧ. лПЗДБ ЕЗП РТСНП УРТПУЙМЙ ПВ ЬФПН, иБТФНБОО ФПМШЛП ХУНЕИОХМУС.
вЕЪЦБМПУФОП ЦЕУФЛЙК Л УБНПНХ УЕВЕ, ПО ЧУЕЗДБ НПЗ ОБКФЙ Ч УЧПЕН УЕТДГЕ ПРТБЧДБОЙЕ ФПЧБТЙЭХ, ЛПФПТЩК ОЕ ЧЩДЕТЦБМ ДБЧМЕОЙС уПЧЕФПЧ. лБЦДЩК ЮЕМПЧЕЛ ЙНЕЕФ УЧПК РТЕДЕМ РТПЮОПУФЙ, ЛФП-ФП МПНБЕФУС ТБОШЫЕ, ЛФП-ФП РПЪЦЕ, ФБЛ ДХНБМ ьТЙИ иБТФНБОО. лПЗДБ РУЙИЙЛБ ЕЗП ФПЧБТЙЭЕК УДБЧБМБ, ОЕ ЧЩДЕТЦБЧ ФБЛПЗП ЙУРЩФБОЙС ЛБЛ ТБЪЧПД У ЦЕОБНЙ, ПУФБЧЫЙНЙУС Ч зЕТНБОЙЙ, ПО УФБТБМУС ЧЕТОХФШ ЙН ДХЫЕЧОЩЕ УЙМЩ. пО НПЗ НСЗЛП ЗПЧПТЙФШ У ОЙНЙ ЙМЙ ТЕЪЛЙН ЫМЕРЛПН ЧЕТОХФШ Л ДЕКУФЧЙФЕМШОПУФЙ. еЗП ЛТЕУФОЩК РХФШ ВЩМ ЕЗП УПВУФЧЕООЩН. дТХЗЙЕ МАДЙ НПЗМЙ УМЕДПЧБФШ ЪБ ОЙН, ФПМШЛП ЕУМЙ ПОЙ УБНЙ ДПВТПЧПМШОП ДЕМБМЙ ФБЛПК ЦЕ ЧЩВПТ.
лПЗДБ Ч 1955 ЛБОГМЕТ бДЕОБХЬТ ДПВЙМУС ЕЗП ПУЧПВПЦДЕОЙС ЙЪ ТХУУЛПЗП РМЕОБ, Ч тПУУЙЙ ЕЭЕ ПУФБЧБМПУШ НОПЦЕУФЧП ОЕНЕГЛЙИ РМЕООЩИ. нОПЗЙЕ РМЕООЩЕ ВЩМЙ ПУЧПВПЦДЕОЩ ТБОШЫЕ ОЕЗП, Й ЛПЗДБ ПО ЧЕТОХМУС Ч ъБРБДОХА
зЕТНБОЙА Л УЧПЙН ТПДОЩН, ЬФП УФБМП РТБЪДОЙЛПН ДМС ВЩЧЫЙИ РМЕООЩИ Й ЙИ УЕНЕК. оБ ЧПЛЪБМЕ Ч иЕТМЕИУЗБХЪЕОЕ, ЗДЕ ПО ЧРЕТЧЩЕ УФХРЙМ ОБ УЧПВПДОХА ЪЕНМА, ЕЗП ЧУФТЕФЙМЙ ЫХН Й ТБДПУФОПЕ ЧПЪВХЦДЕОЙЕ. еНХ УППВЭЙМЙ, ЮФП РМБОЙТХЕФУС ЕЭЕ ВПМЕЕ РЩЫОБС ЧУФТЕЮБ Ч ыФХФФЗБТФЕ, ЧПЪМЕ ЕЗП ТПДОПЗП ЗПТПДЛБ чЕМШ-ЙН-ыЈОВХИ. бУУПГЙБГЙС ЧПЕООПРМЕООЩИ ПТЗБОЙЪПЧБМБ ФПТЦЕУФЧБ, ПЦЙДБМПУШ РТЙВЩФЙЕ ЧБЦОЩИ РЕТУПО.
иХДПК Й ЙЪНПЦДЕООЩК иБТФНБОО ВЩМ СЧОП РПФТСУЕО. ъБФЕН ПО ПЗПТПЫЙМ ЧУФТЕЮБАЭЙИ ОБУФПСФЕМШОПК РТПУШВПК ОЕ ПТЗБОЙЪПЧЩЧБФШ ФБЛПЗП РТЙЕНБ. пО ОЕ НПЗ РТЙОЙНБФШ ХЮБУФЙЕ Ч РПДПВОЩИ РТБЪДОЕОУФЧБИ. зБЪЕФЮЙЛЙ УРТПУЙМЙ ЕЗП, РПЮЕНХ ПО ПФЛБЪЩЧБЕФУС РТЙОЙНБФШ УБНЩЕ УЕТДЕЮОЩЕ РТЙЧЕФУФЧЙС ПФ ЦЙФЕМЕК ыФХФФЗБТФБ.
«рПФПНХ ЮФП ТХУУЛБС ФПЮЛБ ЪТЕОЙС ОБ ЦЙЪОШ ПФМЙЮБЕФУС ПФ ОБЫЕК. пОЙ ЧРПМОЕ НПЗХФ ТЕЫЙФШ, РТПУМЩЫБЧ П РПДПВОПН РТБЪДОЕОУФЧЕ, ВПМШЫЕ ОЕ ПУЧПВПЦДБФШ ОЕНЕГЛЙИ РМЕООЩИ. с ЪОБА ТХУУЛЙИ ДПУФБФПЮОП ИПТПЫП, ЮФПВЩ ПРБУБФШУС РПДПВОПЗП ТЕЫЕОЙС ПФОПУЙФЕМШОП НПЙИ УППФЕЮЕУФЧЕООЙЛПЧ, ПУФБЧЫЙИУС Ч РМЕОХ Ч тПУУЙЙ.
лПЗДБ чуе ПОЙ ЧЕТОХФУС ДПНПК, ФПЗДБ НЩ Й ДПМЦОЩ ВХДЕН РТБЪДОПЧБФШ. б УЕКЮБУ НЩ ОЕ ЙНЕЕН РТБЧБ ХУРПЛБЙЧБФШУС, РПЛБ РПУМЕДОЙК ОЕНЕГЛЙК РМЕООЩК ОЕ ВХДЕФ ТЕРБФТЙЙТПЧБО ЙЪ тПУУЙЙ».
еЗП 10-МЕФОСС УИЧБФЛБ У ТХУУЛПК УЕЛТЕФОПК РПМЙГЙЕК ПВПУФТЙМБ ЧТПЦДЕООХА РТСНПФХ ьТЙИБ. пО ОЕ ФЕТРЕМ ХЧЕТФПЛ Й ЕУМЙ УФБМЛЙЧБМУС Л ПЫЙВЛБНЙ, ЪБСЧМСМ ПВ ЬФПН ЗТПНЛП Й РТСНП. дБЦЕ ТЕКИУНБТЫБМ зЕТЙОЗ Ч ФП ЧТЕНС, ЛПЗДБ ОБГЙУФЩ ВЩМЙ Х ЧМБУФЙ Ч зЕТНБОЙЙ, ОЕ УНПЗ РЕТЕХВЕДЙФШ НПМПДПЗП БУБ ьТЙИБ иБТФНБООБ, ЛПФПТЩК РТПФЕУФПЧБМ, ТЕЫЙЧ, ЮФП зЕТЙОЗ ДЕКУФЧХЕФ ОЕРТБЧЙМШОП.
ч СОЧБТЕ 1944 ьТЙИ РПУЕФЙМ УЧПА НБФШ, ЦЙЧЫХА ОЕДБМЕЛП ПФ аФЕВПТЗБ. ч ЬФПФ РЕТЙПД рчп ТЕКИБ УФТБДБМ УЛПТЕЕ ПФ ОЕИЧБФЛЙ РЙМПФПЧ, ЮЕН ОЕИЧБФЛЙ УБНПМЕФПЧ. пО УЕМ ОБ ВБЪХ ЙУФТЕВЙФЕМШОПК БЧЙБГЙЙ ЧПЪМЕ аФЕВПТЗБ, ЛПЗДБ РПЗПДБ ХИХДЫЙМБУШ. ьТЙИХ ВЩМП ЧУЕЗП 22 ЗПДБ, ОП ЕЗП РПТБЪЙМБ НПМПДПУФШ РЙМПФПЧ, ВБЪЙТПЧБЧЫЙИУС ОБ ЬФПН БЬТПДТПНЕ. еНХ ОЕ ОТБЧЙМБУШ НПМПДПУФШ РЙМПФПЧ, РТЙИПДЙЧЫЙИ Ч ЕЗП ЬУЛБДТЙМША ОБ чПУФПЮОПН жТПОФЕ, ОП ЬФЙ РЙМПФЩ ЧППВЭЕ ЧЩЗМСДЕМЙ УФБТЫЕЛМБУУОЙЛБНЙ.
лПЗДБ ПО ЧЕТОХМУС РПУМЕ ЧЙЪЙФБ Л НБФЕТЙ, ФП ПВОБТХЦЙМ, ЮФП ЕЗП ЬУЛБДТЙМШС ВЩМБ ПФРТБЧМЕОБ Ч РПМЕФ Ч УЛЧЕТОХА РПЗПДХ. чЕФЕТ РПДОСМУС ЪБ ОЕУЛПМШЛП ЮБУПЧ ДП ФПЗП, ЛБЛ ПО УБН УЕМ ОБ БЬТПДТПНЕ. ъБДБЮЕК МЕФЮЙЛПЧ ВЩМ РЕТЕИЧБФ БНЕТЙЛБОУЛЙИ ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛПЧ. пЗТБОЙЮЕООБС ФТЕОЙТПЧЛБ Й ЕЭЕ ВПМЕЕ УЛТПНОЩК ПРЩФ РТЙЧЕМЙ Л ФПНХ, ЮФП 10 НПМПДЩИ РЙМПФПЧ ТБЪВЙМЙУШ, ДБЦЕ ОЕ ЧУФТЕФЙЧ БНЕТЙЛБОУЛЙЕ УБНПМЕФЩ. чЪВЕЫЕООЩК вЕМПЛХТЩК тЩГБТШ УЕМ Й ОБРЙУБМ МЙЮОПЕ РПУМБОЙЕ ТЕКИУНБТЫБМХ зЕТЙОЗХ.
зЕТТ ТЕКИУНБТЫБМ:уЕЗПДОС У ЬФПЗП БЬТПДТПНБ РП ЧБЫЕНХ РТЙЛБЪХ Ч ПФЧТБФЙФЕМШОХА РПЗПДХ ВЩМЙ РПДОСФЩ ЙУФТЕВЙФЕМЙ, ЮФПВЩ РПРЩФБФШУС ОБКФЙ Й УВЙФШ БНЕТЙЛБОУЛЙЕ ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛЙ. рПЗПДБ ВЩМБ ОБУФПМШЛП РМПИПК, ЮФП С УБН ОЕ ИПФЕМ ВЩ МЕФЕФШ. йУФТЕВЙФЕМЙ, ЛПФПТЩЕ ЧЩ ПФРТБЧЙМЙ Ч ЧПЪДХИ, ОЕ ОБЫМЙ ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛПЧ, Й 10 НПМПДЩИ РЙМПФПЧ Й УБНПМЕФПЧ ВЩМЙ РПФЕТСОЩ, ОЕ УДЕМБЧ ОЙ ЕДЙОПЗП ЧЩУФТЕМБ РП ЧТБЗХ.
оЕЛПФПТЩЕ ЙЪ НПМПДЩИ РЙМПФПЧ, У ЛПФПТЩНЙ С ТБЪЗПЧБТЙЧБМ Ч ЬФПК ЬУЛБДТЙМШЕ, Й ЛПФПТЩК УЕКЮБУ РПЗЙВМЙ, ЙНЕМЙ НЕОЕЕ 80 ЮБУПЧ ОБМЕФБ. еУМЙ НЩ ОЕ НПЦЕН УВЙЧБФШ ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛЙ Ч ЮЙУФПН ОЕВЕ, РПУЩМБФШ ЬФЙИ АОГПЧ ХНЙТБФШ Ч РМПИХА РПЗПДХ ЗТБОЙЮЙФ У РТЕУФХРМЕОЙЕН.
нЩ ДПМЦОЩ ДПЦДБФШУС, РПЛБ ОЕВП ПЮЙУФЙФУС, Й УОПЧБ РПСЧСФУС ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛЙ. й ФПЗДБ ОХЦОП РПУМБФШ ЧУЕИ, ЮФПВЩ ПДОПЧТЕНЕООП БФБЛПЧБФШ ЧТБЗБ У ПРТЕДЕМЕООЩНЙ ЫБОУБНЙ ОБ ХУРЕИ. рТПУФП РПЪПТ ФБЛ ФТБФЙФШ ЦЙЪОЙ НПМПДЩИ УПМДБФ, ЛБЛ ЬФП ВЩМП УДЕМБОП УЕЗПДОС.
йУЛТЕООЕ ЧБЫ
лБРЙФБО ь. иБТФНБОО
52 ЙУФТЕВЙФЕМШОБС ЬУЛБДТБ
ьТЙИ иБТФНБОО ПФРТБЧЙМ ЬФП РЙУШНП РТСНП зЕТЙОЗХ, ЙУРПМШЪПЧБЧ ПВЩЮОХА РПЮФХ, Й ХЛБЪБМ УЧПК БДТЕУ. фПО Й УПДЕТЦБОЙЕ ЬФПЗП РПУМБОЙС ВЩМЙ ДПУФБФПЮОЩ, ЮФПВЩ ЛПНБОДПЧБОЙЕ ОБЛБЪБМП ДБЦЕ ЧЩДБАЭЕЗПУС БУБ. оП УМЕДХАЭЕЕ РПУМБОЙЕ, ЛПФПТПЕ ПО РПМХЮЙМ ПФ зЕТЙОЗБ, ВЩМП РПЪДТБЧМЕОЙЕН УБНПНХ ХДБЮМЙЧПНХ РЙМПФХ-ЙУФТЕВЙФЕМА. чПЪНПЦОП, УБН ТЕКИУНБТЫБМ ОЕ ЧЙДЕМ РЙУШНБ иБТФНБООБ. пДОБЛП ПОП ВЩМП ОБРЙУБОП Й ПФРТБЧМЕОП ЙНЕООП ДМС ФПЗП, ЮФПВЩ зЕТЙОЗ ЕЗП РТПЮЙФБМ.
ч ЦЙЪОЙ ьТЙИБ иБТФНБООБ ВЩМП ВПМЕЕ ЮЕН ДПУФБФПЮОП УФТБДБОЙК, ФБЛ ЦЕ, ЛБЛ Й УМБЧЩ. пДОБЛП ПО ВЩМ ВПКГПН Ч ДОЙ НЙТБ Й Ч ДОЙ ЧПКОЩ, Й ЧФПТПУФЕРЕООЩЕ ЮЕТФЩ ЕЗП ИБТБЛФЕТБ ОЕ ВЩМЙ ПФТБЦЕОЩ Ч ПЗТБОЙЮЕООПН ЮЙУМЕ РХВМЙЛБГЙК П ОЕН. пО ВЩМ ПЮЕОШ ЦЙЪОЕТБДПУФОЩН, ХОБУМЕДПЧБМ ПФ НБФЕТЙ ЧЕУЕМПУФШ Й ЮХЧУФЧП АНПТБ. оБ ЧУФТЕЮБИ У ДТХЪШСНЙ, УФБТЩНЙ ФПЧБТЙЭБНЙ Й НПМПДЩНЙ РЙМПФБНЙ ОПЧЩИ ЗЕТНБОУЛЙИ ччу УФБТЩК ЧПЪДХЫОЩК ФЙЗТ РТЕЧТБЭБМУС Ч ЛПФЕОЛБ. чОХФТЙ ЛБЦДПЗП НХЦЮЙОЩ ОЕ УМЙЫЛПН ЗМХВПЛП УЙДЙФ НБМШЮЙЫЛБ. б ьТЙИ ВЩМ НБМШЮЙЫЛПК, ЛПФПТЩК МАВЙМ РПЙЗТБФШ.
еЗП НБМШЮЙЫЕУЛПЕ РПЧЕДЕОЙЕ РТЙОЕУМП ЕНХ ЛМЙЮЛХ «вХВЙ», ЛПЗДБ ПО Ч 1942 РПРБМ ОБ чПУФПЮОЩК жТПОФ. рП-ОЕНЕГЛЙ ЬФП ПЪОБЮБЕФ НБМШЮЙЛ ЙМЙ РБТЕОШ. фПЗДБ ПО ВЩМ РПМПО ТБДПУФЙ, Й ЕЗП ФПЧБТЙЭЙ РП ПТХЦЙС, Б ФБЛЦЕ УФБЧЫЙК МЙЮОЩН ДТХЗПН ОБ ДПМЗЙЕ ЗПДЩ чБМШФЕТ лТХРЙОУЛЙ ТБУУЛБЪЩЧБМЙ, ЮФП вХВЙ ПФЛБМЩЧБМ ЫФХЮЛЙ ДБЦЕ РПРБЧ Ч ЪБНПТПЦЕООЩК ЧПЪДХИ УФБЧЛЙ Ч вЕТИФЕУЗБДЕОЕ, ЛПЗДБ РПМХЮБМ ОБЗТБДХ ЙЪ ТХЛ зЙФМЕТБ.
юЕФЩТЕ МХЮЫЙИ БУБ 52 ЙУФТЕВЙФЕМШОПК ЬУЛБДТЩ 3 НБТФБ 1944 РТЙВЩМЙ Ч вЕТИФЕУЗБДЕО, «пТМЙОПЕ ЗОЕЪДП» зЙФМЕТБ, ЮФПВЩ РПМХЮЙФШ ОБЗТБДЩ. ьФЙНЙ БУБНЙ ВЩМЙ зЕТИБТД вБЛЗПТО, йПИБООЕУ чЙЪЕ - «лХВБОУЛЙК мЕЧ», чБМШФЕТ лТХРЙОУЛЙ - «зТБЖ рХОУЛЙ», Й вХВЙ иБТФНБОО. лБТШЕТБ ЬФЙИ МАДЕК ВЩМБ УБНЩН ФЕУОЩН ПВТБЪПН РЕТЕРМЕФЕОБ У ЛБТШЕТПК иБТФНБООБ. ч ФПФ ТБЪ вБЛЗПТО ДПМЦЕО ВЩМ РПМХЮБФШ нЕЮЙ Л УЧПЕНХ тЩГБТУЛПНХ лТЕУФХ, ЧФПТХА РП ЪОБЮЙНПУФЙ ОБЗТБДХ Ч зЕТНБОЙЙ. фТПЕ ПУФБМШОЩИ ДПМЦОЩ ВЩМЙ РПМХЮЙФШ дХВПЧЩЕ мЙУФШС, ОЕРПУТЕДУФЧЕООП РТЕДЫЕУФЧПЧБЧЫЙЕ нЕЮБН.
ьФБ ЮЕФЧЕТЛБ ЧУФТЕФЙМБУШ Ч РПЕЪДЕ, Й РП РХФЙ ЙЪ ъБМШГВХТЗБ ПОЙ ЛТЕРЛП РПДТХЦЙМЙУШ У ЛПОДХЛФПТПН. фПЗП РТЙЧМЕЛМЙ РЙМПФЩ, ФБЛ ЛБЛ ЧУЕ ЮЕФЧЕТП ЙНЕМЙ ОБ ЫЕЕ тЩГБТУЛЙЕ лТЕУФЩ, ЧУЕ ВЩМЙ НПМПДЩ, ЧЕУЕМЩ Й ДТХЦЕМАВОЩ. лПОДХЛФПТ ПВЕУРЕЮЙМ ЙН ВЕУЛПОЕЮОЩК РПФПЛ ЧУСЮЕУЛЙИ РТЙРБУПЧ ЙЪ УЧПЕЗП ЛХРЕ, Ч ПУОПЧОПН ЦЙДЛЙИ - ЫОБРУБ, РЙЧБ, ЧЙОБ, ЛПОШСЛБ. лБЛ ФПМШЛП ПО ДПУФБЧМСМ ОПЧХА ВХФЩМЛХ, ЧЕУЕМБС ЮЕФЧЕТЛБ ФХФ ЦЕ ЧЩРЙЧБМБ ЕЕ УПДЕТЦЙНПЕ.
лПЗДБ ЛПОДХЛФПТ УУБДЙМ ЙИ У РПЕЪДБ ЧУЕ Ч ОЕУЛПМШЛЙИ НЙМСИ ПФ пТМЙОПЗП зОЕЪДБ, ПОЙ ВЩМЙ УПЧУЕН ОЕ Ч УПУФПСОЙЙ ЧУФТЕЮБФШУС У ЖАТЕТПН. лПЗДБ РЙМПФЩ ЧЧБМЙМЙУШ Ч ЪДБОЙЕ ЧПЛЪБМБ, ЙИ ЧУФТЕФЙМ ЧЩУПЛЙК, УЧЕФМПЧПМПУЩК НБКПТ ЖПО вЕМПЧ, БДЯАФБОФ зЙФМЕТБ ПФ мАЖФЧБЖЖЕ, чПУРЙФБООЩК ОБ УФБТЩИ РПТСДЛБИ ДЧПТСОЙО ЖПО вЕМПЧ ЕДЧБ ОЕ ХРБМ, ЛПЗДБ ХЧЙДЕМ ЮЕФЧЕТЩИ ОЕВТЕЦОП ПДЕФЩИ РЙМПФПЧ Ч ФБЛПН ОЕПРЙУХЕНПН УПУФПСОЙЙ. пОЙ ДПМЦОЩ ВЩМЙ ЧУФТЕФЙФШУС У ЖАТЕТПН НЕОЕЕ ЮЕН ЮЕТЕЪ 2 ЮБУБ.
оБ ХМЙГЕ УФПСМБ ФЙРЙЮОБС БМШРЙКУЛБС ЧЕУОБ. оБ ЪЕНМЕ ЕЭЕ МЕЦБМЙ 3 ДАКНБ УОЕЗБ, РТПОЙЪЩЧБАЭЙК ЧЕФЕТ УТЩЧБМ У ВМЙЦБКЫЙИ ЧЕТЫЙО УОЕЦОХА ЛТХРХ, ЛПФПТБС ЪБОХДОП УЩРБМБ У ОЕВБ, РПЛТЩФПЗП РМПФОЩНЙ УЕТЩНЙ ПВМБЛБНЙ. фЕНРЕТБФХТБ ВЩМБ 25 РП жБТЕОЗЕКФХ. жПО вЕМПЧ РТЙЛБЪБМ ЫПЖЕТХ ПЦЙДБЧЫЕЗП «нЕТУЕДЕУБ» ПРХУФЙФШ ВТЕЪЕОФПЧЩК ЧЕТИ Й РТПЛБФЙФШ У ЧЕФЕТЛПН ЮЕФЩТЕИ РПУЕФЙФЕМЕК пТМЙОПЗП зОЕЪДБ.
пОЙ РТПЛБФЙМЙУШ РП ИПМПДЛХ, Б РПФПН ЖПО вЕМПЧ ЪБУФБЧЙМ ЙИ ЧЩКФЙ ЙЪ НБЫЙОЩ Й ОЕНОПЗП РПЗХМСФШ ОБ УЧЕЦЕН ЧПЪДХИЕ. й ФПМШЛП РПУМЕ ЬФПЗП, ЪБ ОЕУЛПМШЛП НЙОХФ ДП ГЕТЕНПОЙЙ, ПОЙ ВЩМЙ ДПРХЭЕОЩ Ч пТМЙОПЕ зОЕЪДП. й ЧУЕ-ФБЛЙ РЙМПФЩ ВЩМЙ ЕЭЕ ПФОАДШ ОЕ ФТЕЪЧЩНЙ.
лПЗДБ ПОЙ ЧПЫМЙ Ч ЖПКЕ РТЕЛТБУОПЗП ЪДБОЙС, иБТФНБОО ХЧЙДЕМ ОБ ЧЕЫБМЛЕ ЖХТБЦЛХ. ъБНЕФЙЧ ОБ ОЕК ЛБЛЙЕ-ФП ЗБМХОЩ, ПО УЛБЪБМ: «бЗБ, ЧПФ Й НПС ЖХТБЦЛБ». иБТФНБОО РПДПЫЕМ Л ЧЕЫБМЛЕ Й ВЩУФТП ЧПДТХЪЙМ ЖХТБЦЛХ УЕВЕ ОБ ЗПМПЧХ. лПЗДБ ПО РПЧЕТОХМУС, ЮФПВЩ РПЛТБУПЧБФШУС РЕТЕД ФПЧБТЙЭБНЙ, ФЕ ЧЪПТЧБМЙУШ ПФ УНЕИБ. жХТБЦЛБ УЯЕИБМБ ЕНХ ОБ ХЫЙ. тБЪНЕТ 7 1/4 СЧОП ОЕ Л НЕУФХ ОБ ЗПМПЧЕ 6 3/4.
пДОБЛП ЖПО вЕМПЧ ОЕ РТЙУПЕДЙОЙМУС Л ЧЕУЕМША. рЕТЕРХЗБООЩК БДЯАФБОФ, ЛПФПТЩК ДПМЦЕО ВЩМ РТПЧПДЙФШ РПУЕФЙФЕМЕК зЙФМЕТБ ЮЕТЕЪ РТПФПЛПМШОЩЕ ДЕВТЙ, ВТПУЙМУС Л иБТФНБООХ Й УДЕТОХМ ЖХТБЦЛХ Х ОЕЗП У ЗПМПЧЩ.
«пФДБК! ьФП ЖХТБЦЛБ жатетб!»
чП ЧТЕНС ГЕТЕНПОЙЙ ОБЗТБЦДЕОЙС ЧУЕ ЮЕФЧЕТП РЙМПФПЧ УХНЕМЙ ХУФПСФШ ОБ ОПЗБИ, ПДОБЛП Й РП УЕК ДЕОШ РПРЩФЛБ ьТЙИБ иБТФНБООБ ХФБЭЙФШ ЖХТБЦЛХ ЖАТЕТБ ПУФБЕФУС РТЕДНЕФПН ЫХФПЛ, ЕУМЙ ЬФЙ ЮЕФЧЕТП ЧУФТЕЮБАФУС. фБЛ ЛБЛ иБТФНБОО ЪБОЙНБМУС ОЕ УБНЩН ЧЕУЕМЩН ДЕМПН, Б РПФПН РЕТЕЦЙМ РТПУФП РЕЮБМШОЩЕ ЙУРЩФБОЙС, ЕЗП ЮХЧУФЧП АНПТБ ПУФБМПУШ ОЕЙЪЧЕУФОЩН ЫЙТПЛПК РХВМЙЛЕ. фЕН ОЕ НЕОЕЕ, ПОП ПУФБЕФУС ОЕПФЯЕНМЕНПК ЮЕТФПК ЕЗП ИБТБЛФЕТБ, Й ПО ОЙЛПЗДБ ОЕ УФБМ ВЩ ФБЛЙН, ЛБЛПЧ ПО ЕУФШ, ЕУМЙ ВЩ ОЕ ЕЗП АНПТ.
ч БООБМБИ ЧПЕООПК ЙУФПТЙЙ ОЕ ФБЛ НОПЗП ЗЕТПЕЧ, УТБЧОЙНЩИ У иБТФНБООПН. б Ч ЙУФПТЙЙ БЧЙБГЙЙ ЙИ ЕЭЕ НЕОШЫЕ. еЗП 352 РПДФЧЕТЦДЕООЩЕ ЧПЪДХЫОЩЕ РПВЕДЩ ПУФБАФУС ОЕРТЕЧЪПКДЕООЩН ДПУФЙЦЕОЙЕН. еЗП ВМЙЦБКЫЙК УПРЕТОЙЛ, зЕТД вБЛЗПТО, ЙНЕЕФ ОБ 51 РПВЕДХ НЕОШЫЕ. вЕМПЛХТЩК тЩГБТШ зЕТНБОЙЙ УВЙМ Ч ЮЕФЩТЕ У МЙЫОЙН ТБЪБ ВПМШЫЕ УБНПМЕФПЧ ЧТБЗБ, ЮЕН ВЕУУНЕТФОЩК ВБТПО нБОЖТЕД ЖПО тЙИФЗПЖЕО, МХЮЫЙК БУ рЕТЧПК нЙТПЧПК ЧПКОЩ.
дБЦЕ Ч ЙУРЩФЩЧБЧЫЙИ ПЗТПНОХА ОБЗТХЪЛХ мАЖФЧБЖЖЕ НБМП ОБКДЕФУС РЙМПФПЧ, ЛПФПТЩК РТПЧЕМЙ ВПМШЫЕ ЧПЪДХЫОЩЕ ВПЕЧ, ЮЕН ьТЙИ иБТФНБОО. пО УПЧЕТЫЙМ ОЕ НЕОЕЕ 1400 ВПЕЧЩИ ЧЩМЕФПЧ Й ЧУФХРБМ Ч ВПК ВПМЕЕ 800 ТБЪ. еЗП ЖЙЪЙЮЕУЛБС Й ДХИПЧОБС ЧЩОПУМЙЧПУФШ ВЩМЙ ФБЛПЧЩ, ЮФП ПО ЧЩДЕТЦБМ, ОЕ РПЛБЪБЧ РТЙЪОБЛПЧ ХУФБМПУФЙ, РПЮФЙ ОЕРТЕТЩЧОХА ЮЕТЕДХ ВПЕЧ У ЛПОГБ 1942 ДП НБС 1945.
пО ОЕ РПМХЮЙМ ОЙ ПДОПК ТБОЩ. й ЕЗП УРПУПВОПУФШ ОБОПУЙФШ РТПФЙЧОЙЛХ ФСЦЕМЕКЫЙЕ РПФЕТЙ, ОП РТЙ ЬФПН УБНПНХ ПУФБЧБФШУС ОЕЧТЕДЙНЩН, ОЕ ВЩМБ УМЕДУФЧЙЕН УМЕРПЗП ЧЕЪЕОЙС. пО ВЩМ ХДБЮМЙЧ, ЛБЛ ЧУЕ ЧЩДБАЭЙЕУС РЙМПФЩ-ЙУФТЕВЙФЕМЙ, ПДОБЛП УПЪДБМ УЧПК ПУПВЕООЩК УФЙМШ ЧЕДЕОЙС ЧПЪДХЫОПЗП ВПС, ЛПФПТЩК РТЕДУФБЧМСМ ОПЧПЕ УМПЧП Ч ФБЛФЙЛЕ. пО ПФЧЕТЗБМ ЧПЪДХЫОХА ЛБТХУЕМШ. рПУМЕ ЧПКОЩ ЕЗП ВЩЧЫЙК БДЯАФБОФ чЙМШ чБО ДЕ лБНР УЛБЪБМ, ЮФП УЧПЙНЙ ХУРЕИБНЙ иБТФНБОО ПВСЪБО УЧПЕНХ ПУПВЕООПНХ НЕФПДХ БФБЛЙ. пО ЧУЕЗДБ УФТЕМСМ ФПМШЛП Ч ХРПТ.
рПУМЕ ЧПКОЩ чЙМШ чБО ДЕ лБНР ЛБЛ-ФП УЛБЪБМ хЫ иБТФНБОО, ЮФП, ЕУМЙ ЧУЕ РЙМПФЩ-ЙУФТЕВЙФЕМЙ Ч НЙТЕ ЙУРПМШЪПЧБМЙ ЬФХ ФБЛФЙЛХ, ьТЙИ ОЕ УФБМ ВЩ МХЮЫЙН БУПН. чБО ДЕ лБНР УЮЙФБМ, ЮФП ХУРЕИЙ ьТЙИБ РТЙЫМЙ РПФПНХ, ЮФП ПО ТЕЪЛП РПТЧБМ У ФБЛФЙЮЕУЛЙН ОБУМЕДЙЕН РТПЫМПЗП. вЕМПЛХТЩК тЩГБТШ УПЪДБМ УЧПА УПВУФЧЕООХА ФБЛФЙЛХ, ЛПФПТХА НЩ ДЕФБМШОП ПРЙЫЕН Ч ЬФПК ЛОЙЗЕ.
иБТФНБОО ВЩМ ЮЕМПЧЕЛПН УП НОПЦЕУФЧПН ОЕДПУФБФЛПЧ, ЛПФПТЩЕ ВЩМЙ УМЕДУФЧЙЕН ЕЗП ИБТБЛФЕТБ. бОБМЙФЙЮЕУЛЙК ХН Ч УПЮЕФБОЙЙ У ЙОФХЙГЙЕК РПЪЧПМСМ ЕНХ УТБЪХ ЧОЙЛОХФШ Ч УХФШ МАВПК РТПВМЕНЩ Й ОБКФЙ ЧЕТОПЕ ТЕЫЕОЙЕ. рТЙОСЧ ТЕЫЕОЙЕ, ьТЙИ ОЕХЛПУОЙФЕМШОП ЧЩРПМОСМ ЕЗП. ч ВЙЪОЕУЕ ЬФЙ ЛБЮЕУФЧБ НПЗМЙ ВЩ УДЕМБФШ ЕЗП НБЗОБФПН, ОП Й Ч ЧПЕООПН ДЕМЕ ПОЙ РТЙОЕУМЙ ЕНХ ВПМШЫЙЕ ДЙЧЙДЕОДЩ.
ч АОПУФЙ ЕЗП РТСНПФБ ЧЩМЙЧБМБУШ Ч РПТЩЧЙУФПЕ, ЮБУФП ТЙУЛПЧБООПЕ РПЧЕДЕОЙЕ. ч ЗПДЩ ЪТЕМПУФЙ ПО ФПЦЕ РПЛБЪЩЧБМ РПФТСУБАЭЕЕ ПФУХФУФЧЙЕ ФБЛФБ. ч УПЧТЕНЕООПК ЛХМШФХТЕ, УЛМПООПК ЧЙДЕФШ ЗЕТПС ОЕТЕЫЙФЕМШОЩН Й ЛПМЕВМАЭЙНУС, ПО ЛБЦЕФУС ЦЙЧЩН БОБИТПОЙЪНПН. еЗП ЦЙЧПК ЗЙВЛЙК ХН РПЪЧПМЙМ ЕНХ УПИТБОЙФШ АОПУФШ Ч УЕТДГЕ. й УЕТДГЕ ФЙЗТБ РП-РТЕЦОЕНХ ВШЕФУС Ч ЗТХДЙ УФБТПЗП ЛПФБ. ч УЕЗПДОСЫОЕН иБТФНБООЕ БДУЛЙК БУ-ЙУФТЕВЙФЕМШ, ОЕВТЕЦОП ПДЕФЩК, ОЕЙЪНЕООП ТПНБОФЙЮЕУЛЙК ЙУЛБФЕМШ РТЙЛМАЮЕОЙК, ОБИПДЙФУС УМЙЫЛПН ВМЙЪЛП Ч РПЧЕТИОПУФЙ ДМС ЮЕМПЧЕЛБ, ЛПФПТПНХ УФХЛОХМП 60 МЕФ.
ьФП ЮЕМПЧЕЛ УПИТБОСМ ЙУЛМАЮЙФЕМШОПЕ ИМБДОПЛТПЧЙЕ Ч ОБРТСЦЕООЩИ ПВУФПСФЕМШУФЧБИ Й РТПУФП ОЕ ЪОБМ, ЮФП ФБЛПЕ ОЕТЧЩ. юБУФП ПО УВМЙЦБМУС У РТПФЙЧОЙЛПН НЕОЕЕ, ЮЕН ОБ 100 ЖХФПЧ, РЕТЕД ФЕН, ЛБЛ ПФЛТЩФШ ПЗПОШ. ьФП ВЩМБ ЛТБКОЕ ПРБУОБС ДЙУФБОГЙС, ЗДЕ ВХЛЧБМШОП ЧПМПУПЛ ПФДЕМСМ РПВЕДХ ПФ УФПМЛОПЧЕОЙС Ч ЧПЪДХИЕ. иБТФНБОО РЕТЕЦЙМ 14 ЧЩОХЦДЕООЩИ РПУБДПЛ ОБ чПУФПЮОПН жТПОФЕ, ОП ЛБЦДЩК ТБЪ ПО УОПЧБ РПДОЙНБМУС Ч ЧПЪДХИ, ЛБЛ ФПМШЛП РПСЧМСМУС ОПЧЩК УБНПМЕФ. оЕУНПФТС ОБ АОЩЕ ЗПДЩ - ЕНХ ВЩМП ЧУЕЗП 22 ЗПДБ, ЛПЗДБ ПО РПМХЮЙМ вТЙММЙБОФЩ - ПО ОЕ РПФЕТСМ УЛТПНОПУФЙ Й УДЕТЦБООПУФЙ.
мАДЙ, ЗПТБЪДП ВПМЕЕ УФБТЩЕ, ЮЕН ьТЙИ иБТФНБОО, Ч ЧППТХЦЕООЩИ УЙМБИ УФТБО ЧУЕЗП НЙТБ ЮБУФП ОЕ ЧЩДЕТЦЙЧБМЙ ЗТХЪБ НБОФЙЙ ЗЕТПС, ФЕТСМЙ ДПУФПЙОУФЧП Й ХЧБЦЕОЙЕ ОБГЙЙ. мХЮЫЙК БУ БНЕТЙЛБОУЛПЗП ЛПТРХУБ НПТУЛПК РЕИПФЩ РПМЛПЧОЙЛ зТЕЗПТЙ вПКОЗФПО ПДОБЦДЩ УЛБЪБМ: «рПЛБЦЙФЕ НОЕ ЗЕТПС, Й С ФХФ ЦЕ РПЛБЦХ ЧБН ЗПЧОАЛБ». дМС НОПЗЙИ ЗЕТПЕЧ СДПЧЙФПЕ ПРТЕДЕМЕОЙЕ вПКОЗФПОБ ВЩМП ВПМЕЕ ЮЕН УРТБЧЕДМЙЧП. нОПЦЕУФЧП ЗЕТПЕЧ ЧПЕООПЗП ЧТЕНЕОЙ ОЕ ЧЩДЕТЦЙЧБМЙ ЙУРЩФБОЙС НЙТПН. ьТЙИ иБТФНБОО УХНЕМ УПИТБОЙФШ ЮЙУФПФХ ОЕ ФПМШЛП РЕТЕД МЙГПН ОБЗТБД, ЧТХЮЕООЩИ ЕНХ ЧПУИЙЭЕООПК ОБГЙЕК, ОП Й РЕТЕД МЙГПН ТЕЦЙНБ, ЛПФПТЩК ЧЩОХДЙМ ЕЗП ЧЕУФЙ ФСЦЕМЩЕ, ПРХУФПЫБАЭЙЕ ДХЫХ, ВПЙ Ч ПДЙОПЮЛХ Ч ФЕЮЕОЙЕ 10 МЕФ иПМПДОПК чПКОЩ.
иБТФНБОО ЙЗТБМ ФЕНЙ ЛБТФБНЙ, ЛПФПТЩЕ ЕНХ УДБЧБМБ УХДШВБ Й Ч ДОЙ ЧПКОЩ, Й Ч ДОЙ НЙТБ, У ОЕЧПЪНХФЙНПУФША, ЛПФПТБС ЧПУИЙЭБМБ БВУПМАФОП ЧУЕИ, ОП РПДТБЦБФШ ЛПФПТПК ОЙЛФП ДБЦЕ ОЕ ОБДЕСМУС. лПЗДБ Ч 1955 ПО ЧЕТОХМУС Ч зЕТНБОЙА, ЕНХ РТЙЫМПУШ ЙУРЙФШ ЕЭЕ ОЕ ПДОХ ЮБЫХ ЗПТЕЮЙ. еЗП УЩО, рЕФЕТ-ьТЙИ, ХНЕТ Ч 1947, Й вЕМПЛХТЩК тЩГБТШ ОЙЛПЗДБ ОЕ ЧЙДЕМ НБМШЮЙЛБ. еЗП МАВЙНЩК ПФЕГ ФПЦЕ УЛПОЮБМУС. еЗП НБМШЮЙЫЕУЛЙЕ ОБДЕЦДЩ ХОБУМЕДПЧБФШ ПФГПЧУЛХА РТПЖЕУУЙА ЧТБЮБ ВЩМЙ ТБЪЧЕСОЩ Ч РТБИ ЧПЪТБУФПН Й ДПМЗЙН ПФМХЮЕОЙЕН ПФ НЙТБ НЕДЙГЙОЩ. рПЮФЙ ФТЕФШ ЦЙЪОЙ ПО РТПЧЕМ Ч ТХУУЛЙИ МБЗЕТСИ.
уФБТЩЕ ЧПЪДХЫОЩЕ ФЙЗТЩ ДОЕК ЕЗП УМБЧЩ ХВЕЦДБМЙ ЕЗП РПУФХРЙФШ Ч ОПЧЩЕ ЗЕТНБОУЛЙЕ ччу. пОЙ ТБЪЧЕТОХМЙ ОБУФПСЭХА ЛБНРБОЙА РП ЧПЪЧТБЭЕОЙА иБТФНБООБ ОБ ЧПЕООХА УМХЦВХ. фБЛ ЛБЛ ЧУЕ ПУФБМШОЩЕ РЕТУРЕЛФЙЧЩ ВЩМЙ ДПУФБФПЮОП ФХНБООЩНЙ, ПО ОБЮБМ ЪБОПЧП УФТПЙФШ УЧПА ЦЙЪОШ ОБ ПУОПЧЕ ПРЩФБ РЙМПФБ-ЙУФТЕВЙФЕМС, ФП ЕУФШ ФПК ЧЕЭЙ, ЛПФПТХА ПО ПФМЙЮОП ЪОБМ, РТПЖЕУУЙЙ, ЛПФПТПК ЧМБДЕМ Ч УПЧЕТЫЕОУФЧЕ.
пО РТПЫЕМ РЕТЕРПДЗПФПЧЛХ Ч уыб ОБ ОПЧЩИ ТЕБЛФЙЧОЩИ ЙУФТЕВЙФЕМСИ, ОБЮБМ ОПЧХА УЕНЕКОХА ЦЙЪОШ У МАВЙНПК ДПЮЕТША. й ФПЗДБ ОБЮБМУС РТПГЕУУ ЕЗП ЧПЪТПЦДЕОЙС. ьТЙИ ВЩМ ЕДЙОУФЧЕООЩН ЮЕМПЧЕЛПН Ч ЧППТХЦЕООЩИ УЙМБИ зЕТНБОЙЙ, ЛПФПТЩК Ч ЗПДЩ чФПТПК нЙТПЧПК ЧПКОЩ РПМХЮЙМ вТЙММЙБОФЩ Л тЩГБТУЛПНХ лТЕУФХ. еЗП УФБТБС УМБЧБ РПЪЧПМЙМБ ДБМШОПЧЙДОПНХ Й УЕТШЕЪОПНХ ЛПНБОДХАЭЕНХ ччу ЗЕОЕТБМХ лБННИХВЕТХ ОБЪОБЮЙФШ иБТФНБООБ ЛПНБОДЙТПН РЕТЧПК ЬУЛБДТЩ ТЕБЛФЙЧОЩИ ЙУФТЕВЙФЕМЕК ЗЕТНБОУЛЙИ ччу. пОБ РПМХЮЙМБ ОБЪЧБОЙЕ «ьУЛБДТБ тЙИФЗПЖЕО», ЮФП ОБРПНЙОБМП П УМБЧОПК ЙУФПТЙЙ. иБТФНБОО УФБМ ПДОЙН ЙЪ УБНЩИ ХЧБЦБЕНЩИ ПЖЙГЕТПЧ Ч зЕТНБОЙЙ.
пДОБЛП, ОЕ ДТЕНБМЙ Й ЕЗП ЧТБЗЙ. рТПФЙЧОЙЛБНЙ вЕМПЛХТПЗП тЩГБТС ВЩМЙ ОЕ ФПМШЛП ЧТБЦЕУЛЙЕ РЙМПФЩ Ч ЗПДЩ ЧПКОЩ ЙМЙ ПЖЙГЕТЩ олчд Ч ЗПДЩ НЙТБ. чТБЗБНЙ ЕЗП ВЩМЙ НЕМЛЙЕ МАДЙЫЛЙ, ХУЕЧЫЙЕУС Ч ЧЩУПЛЙЕ ЛТЕУМБ Ч ОПЧЩИ ЗЕТНБОУЛЙИ ччу. ьФЙ ЫЕУФЕТЛЙ ОБ ВПМШЫЙИ ДПМЦОПУФСИ ОЕОБЧЙДЕМЙ ьТЙИБ иБТФНБООБ Й УФТЕНЙМЙУШ МАВПК ГЕОПК ЙУРПТФЙФШ ЕЗП ЛБТШЕТХ. юЕТЕЪ ОЕУЛПМШЛП МЕФ ПДЙО ФБЛПК ЮЕМПЧЕЮЕЛ Ч ЗЕОЕТБМШУЛПН НХОДЙТЕ РПРЩФБМУС УВЙФШ ьТЙИБ ЙЪ УЧПЕЗП ЛБВЙОЕФБ, ЮФП НЩ ЕЭЕ ПРЙЫЕН ДЕФБМШОП. ьТЙИ РЕТЕЦЙМ Й ЬФПФ ХДБТ.
вЕМПЛХТЩК тЩГБТШ У ЮЕУФША РТПОЕУ УЧПК ЙЪТХВМЕООЩК ЭЙФ, Б ЕЗП ЗЕТВ УЙСЕФ РП-РТЕЦОЕНХ СТЛП. оЕНОПЗЙЕ РТПУМБЧМЕООЩЕ ЗЕТПЙ НПЗХФ УЛБЪБФШ П УЕВЕ ФП ЦЕ УБНПЕ. рТЙЫМП ЧТЕНС ТБУУЛБЪБФШ ЙУФПТЙА ЬФПЗП ВМБЗПТПДОПЗП ТЩГБТС, ПРЙУБФШ ЕЗП РПДЧЙЗЙ ОБ ФХТОЙТЕ, ЗМХВЙОХ УФТБДБОЙК Ч ПЛПЧБИ Й ОЕЪБВЩЧБЕНЩК ТПНБО У РТЕЛТБУОПК ДБНПК.